Карина Сарсенова - Хранители пути
— Последний в этом году?!! — громко завопив, красотка неожиданно ретиво выскочила из кресла и разъяренной гарпией кинулась на шустро отпрыгнувшего в сторону юношу. — Да чтоб он вообще был последний! Какая мне разница, кто там на нем воет! Меня интересую только я! Я, понял?!! — угрожающе размахивая костлявыми кулачками, она наступала на пятившегося парня. — Я не собираюсь тратить мой талант, мой дар, да, слышишь, ДАР!!! — патетически закатив глаза, она вознесла обе руки к небу, — на всяких дармоедов и уродов! На калек и убогих! На ублюдков из детдомов!!! И ты давно должен запомнить, что я пью только грейпфрутовый фреш, слышишь, ты, мелочь никчемная, грейп-фру-то-вый!!! Уволю на хрен! — вжав парнишку в угол и потрясая у него перед носом бледным кулаком с холодно сверкающим драгоценным кольцом, проорала девица.
— Да, Вера, конечно, ты права. Прости меня. Сейчас принесу свежайший сок. Сам выжму! — расплылся в равнодушной вежливой улыбке молодой человек и юркнул за дверь.
— Как же иногда приятно позлить эту стерву… А уволить меня ты никак не можешь. Тут только Амадео решает, что к чему. А тебе, Вера, вообще скоро голову оторвут! — с довольной миной сообщил он сам себе, быстрыми четкими шагами удаляясь прочь от гримерной в льющуюся издалека восхитительную музыку.
Осторожно выглянув из-за самодельных кулис, он с гордой улыбкой посмотрел на небольшой, в 11 человек, хор, слаженно поющий на уютной камерной сцене под руководством самозабвенно дирижирующего симпатичного мужчины. Его открытое лицо с первого взгляда покоряло неподдельной добротой сияющих от удовольствия орехово-карих глаз. Очевидно, много повидавшие на своем веку, они несли миру удивительное спокойствие и примиряющую мягкость мудрой души.
— Обожаю Берекешева и его «Казыну», какие люди и суперпрофессионалы! — тепло улыбнувшись, пробормотал молодой человек и, словно вспомнив о чем-то, тревожно оглянулся. — Так, сейчас, по-моему, Расул должен выступать. Куда он делся? Говорил же, не отходи далеко. Ну где его искать? В этом приюте столько помещений…
Сердито сверкнув глазами, парнишка скрылся в полумраке закулисного пространства.
— Сейчас вы у меня допоетесь… — со злорадной усмешкой пообещал кому-то длинный худой мужчина, бесшумно двигаясь по плохо освещенному безлюдному коридору, заполненному звучанием отдаленной музыки и пения. Многочисленные выходящие в коридор двери, выкрашенные неопределенного цвета краской, были плотно закрыты, наглухо отрезая обитавших в них созданий от радостей и горестей внешнего мира… Ужеобразная фигура мужчины странно размывалась в окружающем ее полумраке, и эта ее расфокусированность создавала тягостно устойчивое впечатление, что этот человек и сумрак являлись одним неделимым целым… И это ощущение было крайне неприятным. В какой-то момент несколько женских голосов из хора взвились максимально высокими нотами, обрушив на идущего лавину чистого звука. Поморщившись, Геннадий остановился и смачно выругался.
— Б… Конкуренты чертовы… Сейчас Самаэль до вас доберется…
Он наслаждался вскипающей в душе черной ненавистью.
Внезапно громко скрипнувшая дверь не произвела на Геннадия ни малейшего впечатления. Будто бы всегда готовый ко всему, он с равнодушной ненавистью смотрел на старую женщину восточной наружности, вышедшую ему навстречу.
— Шайтан… Бесмелля Аль… — побледнев и прикрыв рот морщинистой рукой, испуганно произнесла она и поперхнулась невысказанными словами.
— Ишь, разговорчивая какая… — спустя несколько минут ухмыльнулся Дамбалла, выпуская из рук сухое старушечье горло. Отпихнув ногой грузное тело, он перевернул его и заглянул в закатившиеся глаза. — Не наша… Черт, опять сдуру благое дело сделал… Еще одну ненароком в рай отправил. Босс будет вне себя. Но не убить ее я не мог. Черт, вот дилемма! Пусть выбором светлые души мучаются. Я-то при чем! Делаю то, что велят… И все равно виноват.
Разогнувшись, он поднялся и неуловимыми скользящими движениями ввинтился в коридорный полумрак.
— Ах, вот ты где! — прислушиваясь к приглушенной беседе, прошептал приникший к двери парнишка. Постучав и не дождавшись ответа, он распахнул дверь и вошел в гримерную.
— Что ты… Где мой ФРЕШ?!! — едва завидев вошедшего, истерически завизжала Вероника.
— Я сейчас принесу! Не волнуйтесь! — ринулся к двери взволнованный и бледный Расул.
— Куда?! — решительным жестом остановил его молодой человек. — Тебе сейчас на сцену! СЕЙЧАС! Рас, что ты вообще тут делаешь? Почему не в гримерке? Не в своей, я имею ввиду?
— Я… это… У меня… — краснея, растерянно забормотал баритон.
— Этот влюбленный кретин утешает меня, вот что он тут делает! — завопила разъяренная Вероника. — Он один из толпы бездарей и паразитов хоть что-то для меня делает! — уперев руки в бока, она с вызовом уставилась на парнишку.
— Ну, что вы… Я совсем не то… — вконец потерявшись, заблеял черноволосый красавец.
— Конечно, ты не то! Совсем не то! — повернувшись к нему, грозно отчеканила Вероника. — Возомнил себе! Не твоего полета птичка! — прищурившись, она с издевательской усмешкой смерила поклонника уничтожающим взглядом.
— Так, ну хватит уже! Вы мне концерт сорвете! — сердито произнес юноша, пройдя вглубь комнаты и взяв удрученно молчавшего баритона за рукав. — Рас, пойдем. Концерт важнее.
— Что?!! Концерт важнее?!! Да это вообще не концерт, а жалкая на него пародия! И вы все карикатуры на артистов!!! Вам всем тут самое место! А я тут явно лишняя! Мне давно пора покинуть эту вашу богадельню под названием продакшн!
— Вера, ну что ты говоришь! — потянулся к ней Расул, часто заморгав глазами, переполненными глубокой болью. — Ты же не такая! Ты хорошая!
— Пойдем, Рас, твой выход! — упрямо тянул его за рукав молодой человек. — Зрители ждут.
— Иди! И больше не смей приходить, подонок! — затопав ногами, завизжала Вера. Хрупкой рукой легко схватив мирно стоящий у ее ног стул, она метнула его вслед поспешно скрывшимся за дверью молодым людям. С грохотом свалившись на пол, он раскатился в разные стороны нехитрым обилием деревянных обломков.
— Она не такая, Алихан, понимаешь? Она же не уйдет от нас, как ты думаешь? — задыхаясь, выпалил бегущий крупным аллюром по длинному коридору, бледный от съедающей его паники баритон.
— Никуда она не денется… Но, честно говоря, достала она меня. Я же не люблю ее так, как ты — всем сердцем… — заговорщицки улыбнулся едва поспевающий следом, но очень чем-то довольный концерт-менеджер.
Грохот передвигаемых кастрюль, бульканье кипящего в них варева лишь чуть-чуть разбавлялись отзвуками прекрасной музыки. Красные от жары, подозрительно худые, словно никогда не отведывающие своей еды, повара и их помощники шумно и суетливо толклись в безоконной квадратной кухне. Пар, поднимавшийся от десятка стоящих на огромной плите безразмерных кастрюль, заполнял все вокруг запахом вареной картошки и разваренных макарон.
