Эдуард Веркин - Правда о привидениях
Кошка заурчала в своей клетке.
Рыся достал с полки бутылку с колой, свинтил пробку, прижал горлышко большим пальцем, хорошенько взболтал и выпустил в клетку пенную струю. Кошка зашипела и заметалась.
– Это мое любимое, – признался Рыся. – Она над нами сколько лет издевалась, теперь я над ней глумиться буду. Нечисть поганая.
Рыся выпустил в кошку еще одну струю. Затем достал из кармана завернутую в целлофановый пакетик селедочную голову. Просунул в клетку.
– Я ее на голодном пайке держу, – сообщил Рыся. – Чтобы сил не набралась. Кормлю три раза в неделю, даю по селедочной голове. И водой иногда поливаю. Она сама себя облизывает и пьет. У, тварюка!
– Ты рассказывал...
– Ну да, – вспомнил Рыся. – Я сначала испугался, а потом думаю, ну что мне может призрак сделать? Хотя в фильмах призраки бывают страшные, но этот парень вроде ничего был, нормальным. Лерка с ним раньше дружила. Я взял да и спросил его, чего, мол, нужно? Он не ответил, повернулся и пошел. Прямо через кусты. Я за ним. Так мы через эти кусты пробирались, пробирались, долго, короче, пробирались. А потом я его упустил из виду, как будто растворился он. Ну, думаю, призрак надо мной приколоться слегонца решил. Подшутить, типа. Я уже хотел обратно двигать, как вдруг слышу – мяучит кто-то. Двинул на этот мяв. Смотрю, яма. Как уж там, в кустах, яма оказалась – не знаю, но яма была. Видно даже, что выкопана недавно. А в яме...
– В яме белая кошка.
– Снова точняк! Вот эта самая! Я знаешь, что думаю?
– Что?
– Ведьма, когда пантерой была, решила обратно в бабу оборотиться. А дом ее сгорел. И книга ее колдовская в этом доме тоже сгорела. Человека у коровника она поцарапала, но в бабу переделаться без книги не смогла. И превратилась в кошку. Она ведь кошкой была до пантеры. А из кошки в человека она уже не могла превратиться. Во.
Рыся заглянул в клетку и показал кошке язык.
– Я как ее увидел, так и понял все. Ну, думаю, сейчас ты у меня огребешь. Хотел ее камнями закидать, но камни надо было таскать. Яма глубокая, не выбраться, не знаю уж, кто там эту яму вырыл и как она в нее свалилась. Но свалилась. И тут мне в башку и пришла мысль – я взял намет и поймал эту тварюку наметом. Подцепил, замотал и вытащил наружу. А потом отволок на водокачку. И посадил в печку, на время. Печку цепями обмотал, толстенными, в руку толщиной. И осторожно все делал, в толстых резиновых крагах, чтобы не поцарапала. Потом к папаше побежал. Мой отец в кузнице работает, он мне клетку эту и сделал – я ему сказал, что собираюсь бобров ловить. А ему плевать. Он взял да и сделал. Я этого кошака в клетку и вставил, а прутья сам заварил, я немножко умею. Вот теперь она тут и сидит.
– Ясно, – сказал я. – А дальше что ты с нею делать собираешься?
– Не знаю, – ответил Рыся.
Я присел перед клеткой. Белая тварь приблизилась к прутьям, и я смог рассмотреть ее лучше. Она похудела. Шерсть кое-где выпала, а кое-где торчала неопрятными клоками. Не изменились глаза. Глаза у нее были те. Я помню их. Вряд ли забуду.
Красные, будто залитые вишневым соком. Зрачков не видно, один вишневый сок. А у самой Кострихи были черные...
– Надо бы ее, конечно, прикончить, – сказал Рыся. – Но что-то не хочу пока... Пусть живет. Пусть. Пока.
Я был противоположного мнения. Но спорить с Рысей мне не хотелось.
– Отсюда не убежит, – сказал Рыся. – Не убежит...
– А зачем все-таки звезда на крыше? – не удержался и спросил я.
– Понимаешь, – Рыся взялся за ручку ящика для клетки. – Помоги-ка.
Я помог.
– Понимаешь, – сказал Рыся. – В последнее время что-то стало происходить...
– Что?
– Я поэтому и просил тебя, чтобы ты стрелять ребят поучил. На прошлой неделе один мужик, он охотник, в лес пошел и какие-то странные следы видел. Он их даже опознать толком не мог, хотя охотник настоящий. Говорит, то ли медвежьи, то ли волчьи, а может, и вообще рысь. Но только уж какая-то очень большая, таких не бывает. А потом эти следы все ближе и ближе к селу стали находить, так что я думаю, что с этим делом не все чисто. Что-то тут намечается...
Рыся осушил бутылку с лимонадом и выбросил ее в окно.
– И эта тоже, – Рыся пнул клетку. – Беспокойная стала. Раньше бывало месяцами лежит и лежит, а сейчас вон шипит, мечется. Чует будто что-то. Но ничего, никуда она не денется. Если уж прижмет, я ее всегда прибью.
Кошка зашипела.
– Я тебе сейчас пошиплю! – Рыся снова взялся за свою пырялку. – Мне на твое шипение плевать...
– Мне пора, – перебил я. – Автобус уже скоро. Опоздаю.
– Да? – Рыся посмотрел на меня. – А может...
– Не, – покачал головой я. – У меня соревнования скоро, надо отоспаться.
– Ну, тогда ладно, – Рыся улыбнулся. – Если что, я позвоню. Если что случится.
– Звони.
Я уже выбрался на лестницу, как из люка высунулся Рыся.
– Эй, – позвал он. – А у тебя нет адреса Лерки?
– В самых общих чертах, – ответил я. – Новая Зеландия, Веллингтон, Валерии. До востребования. Не забудь наклеить специальную международную марку.
– Спасибо. Марку я наклею.
– На здоровье.
И я полез вниз.
Я спустился по лестнице и спрыгнул на землю.
– Эй! – снова позвал сверху Рыся. – Я забыл совсем. Лерка тебе кое-что оставила.
Рыся кинул мне продолговатый предмет, плотно упакованный в коричневую оберточную бумагу.
Сверток упал на землю с деревянным стуком.
Глава XVI
Тишина
Катька уходит.
Я остаюсь один. Какое-то время я сижу просто так. Затем подхожу к двери, закрываю и для верности подпираю ее гирей.
Опускаю жалюзи. Делаю шаг от подоконника. Стучу кулаком по паркету. Отыскиваю место со звонким звуком. Поднимаю пластинки. Под ними тайник. Я сам его оборудовал, тайник – вещь просто незаменимая, в последнее время я это прекрасно понял.
Долго смотрю в треугольную дыру, затем достаю из нее продолговатый полиэтиленовый сверток. Распускаю бечевку. На пол вытряхивается доска с гвоздем. На кончике гвоздя словно черные капли. И сама доска почернела, будто умерла. И даже как-то сжалась, ссохлась, словно рыба на солнце. Пахнет горелой древесиной. Букв, вернее, значков на доске уже не видно. Они ушли вглубь дерева, и различить их можно разве что на ощупь.
Я провожу пальцем по дереву. Ничего. Обычные шероховатости на гладкой структуре сосны.
Когда-то я прибил этой доской напавшую на меня в подвале шестиногую тваринку. Хранителя черной книги.
Мне неприятно держать доску в руках. Я заворачиваю ее в полиэтилен и прячу обратно в тайник.
Сижу, дышу воздухом, пропитанным странным горелым запахом.
Затем иду проверить Катьку.
Дверь в ее комнату открыта, к косяку приставлен стул. Катька не любит спать с закрытой дверью. Теперь не любит.
