Светлана Сухомизская - Кодекс чести вампира
Вот теперь меня точно убьют или покалечат. Эти гориллы в жизни не поверят, что обычная девушка, не претендующая на роль Фанни Каплан или, на худой конец, Маты Хари, может таскать в вечерней сумочке такие подозрительные предметы, как складной швейцарский нож со множеством лезвий, шилом, отверткой, маленькой ножовкой, пинцетом и ножницами; а также ручной фонарик, маленький диктофончик, моток клейкой ленты, пачку сторублевых купюр, перетянутую желтой резинкой, зажигалку, сигару в металлическом футляре (между прочим, подарок того самого Дашкиного жениха, который получает за проезд с таксистов) и блокнот, наполовину исписанный странными знаками на неведомом науке языке (я же не виновата, что у меня впопыхах ужасно портится почерк!). Еще в сумочке находились, а теперь предстали перед всеми здоровенный штырь с острыми зазубринами по краям — то ли холодное оружие, то ли деталь от самодельной винтовки (на самом деле — ключ к замку от двери общего коридора в агентстве; замок, правда, давно сломался, но ключ я на всякий случай ношу с собой), подозрительный баллончик с надписями на иностранном языке — очевидно, содержащий в себе газ (в действительности — пятновыводитель, который я после того случая с упавшим на платье куском мяса всегда ношу с собой)… Список можно было бы продолжать, но и перечисленного достаточно для того, чтобы признать во мне диверсантку и террористку.
— Ты кто? — раздался над моим ухом тонкий, визгливый голос Забржицкого. — Журналюга, да? Откуда? Кто тебя послал?
— Вообще-то, я хотела пригласить вас на танец! — пытаясь держаться с достоинством, насколько это было возможно в такой неудобной позе, ответила я.
— Георгий Генрихович, нам пора, — произнес приятный бархатистый баритон. Боже мой, неужели у этого облезлого хмыря в очочках такой красивый голос? — К Спиридонову лучше не опаздывать. Он обидчивый.
— Оставьте ее! — скомандовал Забржицкий.
Я распрямилась, вращая плечом, чтобы унять боль, и с ненавистью глядя в широкую спину моего мучителя. Честно говоря, я надеялась, что мне удастся поджечь его пиджак, но этого не случилось. Очевидно, волшебное кольцо решило, что для меня будет лучше не осложнять ситуацию. Второй охранник между тем одним движением сгреб все мои сокровища обратно в сумку и закрыл ее так, что она затрещала по швам.
Забржицкий, комкая лежавшую у него на коленях салфетку, встал из-за стола.
— Еще раз увижу тебя поблизости, порву на части, непременно! — пообещал он мне, и вся компания подалась к выходу. А я медленно опустилась на один из освободившихся стульев — ноги окончательно отказались меня держать.
— Вы позволите пригласить вас? — раздался возле меня голос вампира.
Внезапно я почувствовала прилив свежих сил.
— Что-о?! — завопила я, вскакивая. — И вы еще смеете ко мне подходить?! Вы смеете смотреть мне в глаза?! Меня чуть не убили! Меня обещали порвать на части! Мне чуть не сломали руку! А вы… Где вы были в это время? Музыкой наслаждались? Мерзавец самый настоящий, вот вы кто!
И, развернувшись на каблуках, я хотела ринуться вон из зала.
— Постойте! — вампир схватил меня за руку, причем, как нарочно, именно за ту, что пострадала в результате знакомства с охраной Забржицкого.
Зашипев от боли, я остановилась и повернулась к вампиру с твердым намерением огреть его сумкой. — Простите! Пожалуйста, простите! Я сейчас вам все объясню… Я не думал, что так получится. Поверьте, я огорчен не меньше вашего.
— Во-первых, я не огорчена — я в ярости! А во-вторых, несмотря на все ваше сочувствие ко мне, рука болит не у вас!
— Пожалуйста, успокойтесь и выслушайте меня. Пойдемте к нашему столику. Я не хочу привлекать к нам лишнего внимания…
Я позволила отвести себя обратно к столику справа у сцены, но, усевшись на свое место, в знак протеста принялась с жадностью поглощать кулинарные натюрморты один за другим. Что поделать — от волнения во мне сразу проснулся волчий аппетит. Как всегда. Вампиру пришлось смириться с тем, что его речь сопровождается активной работой моих челюстей.
— Конечно, я должен был прийти вам на помощь и вступиться за вас. Но я не мог! Мы с Жоржем питаем друг к другу давнюю неприязнь. Если бы я вмешался, его неприязнь с меня непременно перекинулась бы на вас.
Услышав такие чудеса логических построений, я настолько потряслась, что, забывшись, несколько раз громко чавкнула, отвечая Бехметову:
— Да, а без вас он воспылал ко мне пылкой страстью. Наверное, собирается каждый день приходить на мою могилу.
— Не надо обращать внимания на его угрозы. У него такая манера — хамить и угрожать людям, которых он не знает. Провокация — очень удобная вещь, особенно для того, кто может совершать ее безнаказанно, потому что она — радикальный, но очень эффективный способ выяснить, что представляет из себя человек: смел он или труслив, уравновешен или возбудим, склонен ли к агрессии… К тому же Жорж справедливо полагает, что в глазах окружающих прав именно тот, кто нападает первым.
— Я бы с удовольствием не обратила внимания на его угрозы, если бы они не были подкреплены действиями его охранников, — усмехнулась я, с холодным презрением глядя на сцену — лишь бы не смотреть на своего собеседника.
— Да, тут я просчитался. Это, конечно, из-за убийства Хромова. Очевидно, Жорж решил, что излишняя осторожность ему не повредит. Поверьте, если бы я знал, что дело обернется подобным образом, я бы не послал вас к нему…
Внезапно я выпрямилась, положила нож и вилку на тарелку и уставилась на вампира, вытаращив глаза.
— Подождите-ка! Очень и очень интересно… До меня только что дошло: вы втянули меня в это дело! Ведь Себастьян, кажется, довольно ясно дал вам понять, что мы с вами работать не будем. А теперь получается, что вы заставили меня… Так, я немедленно ухожу!
Вампир развел руками:
— Как вам будет угодно. На самом деле я просто хотел помочь. Мне ведь не важно, кто ваш клиент, главное, чтобы дело было раскрыто…
— Ага, — ехидно отозвалась я, продвигаясь к выходу сквозь густую толпу танцующих. Особенно увлекшихся танцем я без малейшего стеснения расталкивала локтями. — И деньги опять же сэкономить — очень практично.
— Учтите, — ответил из-за моего плеча вампир, — я терплю все ваши оскорбления только потому, что чувствую себя виноватым. Но чувство вины, в отличие от таких чувств, как любовь и страх, не может быть беспредельным.
Пропади ты пропадом со своими глубокомысленными сентенциями! Главное, поскорее добраться до лимузина. Ох, как хочется еще обернуться назад и еще раз посмотреть на сцену, но нельзя, нельзя! Впрочем, зачем смотреть? Несмотря на мою рассеянность, зрение у меня пока что еще хорошее, а память на лица, особенно мужские, очень даже неплохая.
