Бентли Литтл - Университет
— Ну, положим, совершены еще не все виды преступлений. Но у меня такое нехорошее предчувствие, Хоуви, что до декабря мы наверстаем упущенное.
— Все это не кажется тебе... ну, подозрительным... Джим снял ноги со стола и несколько удивленно переспросил:
— Подозрительным? Что ты имеешь в виду?
— Как-то странно — столько мерзостей на территории одного университета, и за такой короткий отрезок времени. Вопреки логике и вопреки статистике. Отчего такая вспышка? По-моему, это в высшей степени удивительно.
— В общем-то ты прав.
— Я хочу сказать, что даже тупые головы в городском совете — и те заметили. — произнес Хоуви, глазами показывая на лежащий у него на коленях последний номер "Бреа газетт". Шапка на первой полосе сообщала, что городской совет принял решение резко увеличить количество полицейских патрулей на улицах.
— Ив чем же причина, по-твоему? — спросил Джим.
— Откуда мне знать. Просто у меня на душе погано от всего этого.
Джима тоже вдруг кольнуло нехорошее предчувствие. По спине пробежали мурашки.
— Ну, преступность растет повсюду, — сказал он, в большой степени для собственного успокоения.
— Но не на две тысячи процентов за один месяц! — воскликнул Хоуви. — Ты знаешь, существует такая теория, будто бы появление в определенное время определенных идей и изобретений просто неизбежно. Гений якобы ничего не придумывает, он только первым формулирует идею, которая уже носится в воздухе. Иными словами, если бы Томас Эдисон не изобрел электрическую лампочку, ее бы изобрел кто-то другой. Потому что существовали все объективные предпосылки для этого изобретения. Приходит время — и нечто созревшее в глубине эпохи неотвратимо вырывается наружу. Мне кажется, что сейчас здесь, в университете, происходит нечто подобное. Возможно, в чреве нашей эпохи выношено великое зло — и вот наступило время ему проявиться в полную силу. Вспышка насилия в студенческой среде — это не ряд случайных происшествий. Это отчетливое проявление духа времени. Созрели объективные предпосылки для жестокого насилия — и оно материализовалось в нашем злополучном университете. А если бы оно материализовалось не здесь, то обязательно произошло бы в другом месте. Его час пробил — и вот оно, перед нами...
Джим встал и нервно заходил по комнате.
— Нет, — сказал он после минутного размышления. — дикая гипотеза!
— Позволь не согласиться. Будем стоять на почве логики. Есть ли единый источник всех этих преступлений? Его не существует. Все акты насилия, которые произошли в машем университете за последние три недели, никак не связаны друг с другом. Тут не группа преступников действует: И нет речи о внезапном появлении сразу нескольких шаек. Heт, это что-то вроде всеобщего ускоренного морального разложения. Следовательно, мы имеем дело с тенденцией. И эта тенденция совершенно однозначна — обвальное увеличение количества зла.
— Ну, на это могут быть разные точки зрения...
— Давай, возражай.
— Слушай, не лучше ли нам отложить дискуссию на потом? Сейчас я должен быстренько отстучать заметку о побоище на футбольном поле и перестроить всю первую полосу. А в типографию номер надо было сдать еще сорок пять минут назад. Так что я в большом замоте. Придется позвонить в типографию и сказать, что мне нужен еще час.
— Поискать кого-нибудь из ребят тебе в помощь?
— Нет, все уже разошлись. Даже Джин я отослал домой.
— У Фарука вечерние занятия. Я мог бы притащить его сюда.
— Спасибо, я сам справлюсь. Тут работа для одного. Так что и ты можешь спокойно отправляться домой. Увидимся в общаге.
— Только обещай, что мы еще вернемся к теме тотального насилия в нашем университете!
— Обсосем все варианты, — заверил Джим. Хоуви рассмеялся:
— Ладно, великий босс. До встречи!
— До встречи!
Джим проводил Хоуви до двери и проследил за ним взглядом. Когда инвалид благополучно добрался до лифта, Джим повернулся и направился звонить в типографию.
На исправление первой полосы ушло гораздо больше времени, чем он предполагал.
Про себя Джим решил, что потратит час. Типографии сказал, на всякий случай, чтоб ждали через полтора часа. На деле же провозился все два. Заминка вышла не из-за статейки Форда. Даже перегруппировка первой полосы заняла не так уж много времени. Просто попутно он заметил столько ошибок и опечаток в других статьях, что пришлось вычитывать их со всей тщательностью.
Напуганный количеством огрехов на первой полосе, Джим заглянул в другие. И пришел в ужас.
Он был вынужден править номер от начала до конца.
Ну, погодите, завтра он задаст перца редакторам. Совсем обнаглели!
В итоге он задержал типографию на три часа. Джим позвонил бригадиру смены и рассыпался в извинениях. Тот в этот вечер не серчал — работы было относительно мало, и затянувшаяся возня с газетой особых проблем не создала. Они успеют напечатать весь тираж и приготовить к разноске, как обычно, к шести утра.
Джим быстро смахнул в мусорную корзинку ненужные бумаги, выключил компьютер, подхватил свой портфель, погасил свет и вышел в коридор.
Был двенадцатый час. Итого, он провел на территории университетского городка целых шестнадцать часов — с семи утра.
Джим так устал, что чуть было не уснул в лифте, убаюканный мерным жужжанием спускающейся вниз кабинки. Он очнулся, когда лифт тряхнул его, остановившись на первом этаже. Затем, разойдясь, гулко щелкнули створки кабины.
Первый этаж был погружен в тишину. Даже неутомимые продавцы пирожков, приходящие первыми и уходящие последними, и те давно разошлись. Запрятанные в потолке люминесцентные лампы достаточно ярко освещали холл. Но их свет отражался на стеклянных стенах и превращал заоконный мир в темную нерасчленимую массу.
Джим направился к выходу. Его шаги мрачным эхом отдавались в огромном холле. Наконец он дошел до двери и открыл ее. В лицо ударил прохладный ветерок.
Никогда раньше он не задерживался до столь позднего часа.
Обычно когда Джим уходил, поблизости всегда была по меньшей мере дюжина-другая студентов: одни шли от библиотеки к своим машинам, припаркованным на стоянке; другие — парочки — сидели и обнимались на лавочках вокруг цветочных клумб.
Но сегодня библиотека уже давно закрылась и погасила большую часть огней. Вечерние занятия закончились еще раньше. Во всех университетских зданиях горел минимум света — в основном в помещениях ночных сторожей.
Темнота в сочетании с пустынностью неприятно подействовали на Джима.
Он покрепче прижал к боку свой портфель и пошел к автостоянке. Туфли громко стучали по цементу: бух-бух, бух-бух. И сердце его в унисон — бух-бух, бух-бух. Эти два звука были единственными конкурентами далекого приглушенного шума шоссе Империал.
