Николай Переяслов - Перед прочтением — сжечь!
— Это надолго? — уточнил Лёха.
— Ну… минут на десять, наверное. Так что можете покурить.
— Я лучше вздремну пока, — буркнул в ответ Лёха, а мы с Виталькой всё-таки решили выйти, чтобы немного размять ноги.
Вокруг было свежо и тихо, город остался позади, а здесь были только тишина, шелест листьев да птичье пение. Увидев, что Шурик вошёл в калитку ближайшей дачи и разговаривает с пожилой седоволосой хозяйкой, то показывая ей своё пустое ведро, а то кивая на оставленный посередине улицы «РАФик», мы двинулись следом за ним, намереваясь помочь ему объясниться, а заодно, как попросил Виталька, и попить из крана холодной водицы.
— К вам можно? — спросил я, заходя во двор и мимоходом оглядывая небольшой, но, похоже, довольно крепкий домик, окна которого были завешены мощными толстыми ставнями. — Извините, что потревожили, но не угостите ли вы нас водичкой?
— Ради Бога, — кивнула женщина в сторону виднеющегося под яблоневым деревом водопроводного крана. — Пейте. И вообще, это очень хорошо, что вы остановились возле нашего дома, я очень этому рада. Меня зовут Елена Степановна, и я должна вас предупредить, что до наступления темноты вам будет лучше отсюда уехать, так как сегодня у нас должен начаться так называемый сезон дождя, а это отнюдь не так безопасно, как можно себе представить.
Мы автоматически вскинули головы вверх и посмотрели в абсолютно чистое и безоблачное небо.
— То, что вы сейчас видите, ничего не значит, не так ли, Геннадий?
Мы повернули головы в ту сторону, куда она адресовала свой вопрос, и увидели сидящего на врытой в землю скамейке старика, сворачивающего на коленях самокрутку из узкой полоски газеты, оторванной от одного из номеров лежащего рядом с ним «Красногвардейского литератора». Крошки табака густым потоком падали на газету, при этом половина из них пересыпалась через краешек бумажной ленты и летела вниз, на недвижно валяющегося под его ногами большого рыжего пса неизвестной породы, который лежал настолько тихо, что казался уже давным-давно умершим. Я даже хотел было спросить старика, жива ли ещё эта собака, как в эту самую минуту она подняла хвост и протяжно пукнула, из чего я сделал тот единственно возможный вывод, что собака всё-таки живая.
— Да, моя радость, — откликнулся тем временем старик на реплику хозяйки. — Сегодня тот самый вечер, когда должен случиться сезон дождя. И его не может отменить никакая сила.
— Именно так, — подтвердила Елена Степановна.
— А почему нам его бояться? — подал голос от крана Шурик. — Ну, дождь и дождь, что тут такого? Залезем в автобус да пересидим, в первый раз, что ли!
— Это — особенный дождь, — сказала женщина. — Он случается каждые семь лет в один и тот же день, даже в високосные годы. И в машине от него не спрятаться, не так ли, Геннадий?
— Да, — подтвердил старик, и лежащая под его ногами собака опять пёрднула. — Он идёт всего только одну ночь, но носит название сезон дождя. Я, правда, уже и не помню, почему. Ты не помнишь, моя радость?
— Это не важно, — отмахнулась женщина. — Важно, чтобы они успели отсюда убраться до того, пока на них не начали сыпаться с неба жабы.
— Жабы? — не удержался от хихиканья Шурик и чуть не перевернул почти наполнившееся доверху водой ведро.
— Совершенно верно, — кивнула женщина. — Раз в семь лет на землю низвергается дождь из жаб. Раньше это происходило в городке Уиллоу, расположенном в центральной части американского штата Мэн, но в нынешнем году наш посёлок объявил себя его побратимом, и эта напасть переместилась к нам. Вот так. Теперь вы всё знаете.
Мы переглянулись между собой и промолчали.
— Только не подумайте, что я стою здесь и изображаю круглую идиотку, потому что мне этого хочется самой, — заметив наши переглядывания, воскликнула Елена Степановна. — Я просто обязана вас предупредить об этом, потому что жабы не просто прыгают с неба, но валятся оттуда сплошным потоком, и его не пересидеть в таком стареньком автобусике, как у вас.
— Хорошо, мы будем об этом помнить, — улыбнулся я, как можно спокойнее, — а сейчас нам надо поторопиться. Спасибо вам за воду и за предупреждение.
— Мы просто обязаны были это сделать, — повторила женщина, опять делая ударение на слове «обязаны».
— Это часть ритуала, — заметил старик. — Так было раньше в Уиллоу, так всё должно происходить и здесь.
— Да, — кивнула она. — Хотя, насколько мне известно, этим предупреждениям ещё никто никогда не поверил.
— Это непросто, — подтвердил старик, и собака в очередной раз подняла хвост и выпустила длинную очередь, словно подчеркивая значимость слов своего хозяина. — Потому что даже те, кто слышал что-нибудь о дождях из лягушек, жаб, монет, птиц и тому подобного, всё равно не в состоянии представить себе того кошмара, что каждые семь лет творится в течение всего одной ночи во время этого сезона дождя, вы меня понимаете?
— Да, да, конечно, — кивнул я и, видя, что Шурик уже вышел с ведром за калитку, поспешил откланяться и, увлекая за собой так и не попившего воды Витальку, возвратиться скорее в автобус.
Лёха сидел с закрытыми глазами, поэтому ни о каком дожде мы ему говорить не стали. Да и до того ли нам было в то время? Через несколько минут нас ждало куда более трудное испытание, чем поведанные стариками бредни о падающих с неба жабах.
Шурик залил воду в радиатор, и мы тронулись дальше, не без опасения следя за тем, как едва намечавшиеся вокруг автобуса сумерки начинают стремительно переходить в почти ночную темноту, растворяющую в себе силуэты достроенных и недостроенных дач, коньки остроконечных крыш и верхушки садовых деревьев. На фоне всё более наливающегося чернильной густотой неба отчётливее всего пока выделялась тёмная башня поселковой водокачки, тогда как остальные строения посёлка почти окончательно слились в единую неразличимую массу.
— Это был самый пердючий пёс во всем Красногвардейском районе! — неожиданно произнес вслух Виталька и, услышав его слова, Лёха вдруг встрепенулся и вскинул всклокоченную голову.
— Что? Как ты сказал? Эй…
Но повторить произнесенную фразу ещё раз Виталька не успел. Подпрыгнув на засохших ухабах, «РАФик» сделал очередной поворот и, подкатив к Мишаниной даче, на которой мы хранили свою книжную продукцию, остановился. Чуть в стороне, вытянувшись вдоль забора, стояли четыре поблескивавшие в полумраке иномарки — два громоздких чёрных джипа и что-то типа БМВ или мерседесов. Увидев нас, из калитки вразвалочку вышел один из тех мордоворотов, которые когда-то навещали меня здесь вместе с Гланом Обалдяном, и подошёл к дверям нашего автобуса. Нашей собственной охраны видно не было. Хотя какая она — наша, если ею руководят как раз те люди, что обложили нас данью?
