Ядвига Войцеховская - По ту сторону стаи
- Да, - говорю я и протягиваю ему руку, которую Монфор почтительно целует. Потом он молча кивает и отходит, обессилено садясь на кровать.
Этот огонёк свечи, тени на стене; шуршат где-то в углах полуразвалившегося особняка мыши, словно нетопыри под крышей башни...
Всё так, как будто я вернулась на много-много лет назад, в Карпатские горы. Всё повторяется в точности. Но откуда он может знать, что делать и как что сказать - молодой человек хоть и хорошего рода, всё же не пустившего в свои спальни чёрте кого, однако выросший в Семье отступников, которые предпочли вековым традициям долбаный прогресс, общавшийся в школьные годы отнюдь не с себе подобными, а совсем с другими людьми? И тогда я понимаю, какая это страшная штука - род.
Понимаю и тогда, когда мы впервые переступаем порог Близзард-Холла. Весна, лужи на дорожках парка и солнце, слепящими бликами играющее в талой воде. У меня перехватывает дыхание, и я приседаю почти к самой земле, прямо посреди аллеи, пальцами опираясь о сырой гравий.
- Вам плохо? - Эдвард меняется в лице.
- Одну секунду, мистер Монфор, не волнуйтесь, - я говорю это странно осипшим голосом, едва слышно.
Входная дверь с местами облупившейся краской, нагретая весенним солнцем. Бронзовый дверной молоток в виде львиной головы с кольцом, продетым между клыками. Я провожу рукой по тёплому дереву, и старая краска от прикосновения осыпается и невесомыми чешуйками летит вниз.
Запах пыли и мышей. Пыль кружится и в столбе солнечного света, который падает сквозь распахнутую дверь. Посеревшие чехлы на мебели - всё на своих местах, Создатель всемогущий! Даже стёкла в шкафах, за которыми стоит серебро и фарфор с гербом Близзардов, целы. Мы поднимаемся по лестнице, и вдруг в коридоре второго этажа я вижу зеркало в тяжёлой раме, из глубины которого на меня глядит Винсент. Он пристально смотрит мне в глаза, чуть улыбается и говорит:
- Хороший выбор, дорогая, - короткий поклон в сторону Эдварда. - Честь имею.
Прошлое встречает меня здесь на каждом шагу, прошлое, не тронутое, слава Создателю, полукровыми ублюдками. Это как сон, ставший явью. И я как во сне обхожу особняк, прикасаясь к отполированным перилам лестницы, к дубовым панелям стен, к шёлку штор. Подумать только: более десяти лет - полусгоревший флигель в Карпатах, а потом - тайные подвалы чужих домов и ледяные стены утгардских камер в проклятом мире, полном отражений.
И на этом прошлом лежит слой пыли. Как, впрочем, и на полированной поверхности моего туалетного столика, по которому я провожу рукой. И в зеркале вижу своё застывшее лицо с губами, побелевшими от ярости. Потому что много лет назад здесь не было такого беспорядка. И не будет. Никогда. Звон колокольчика - где этот чёртов никчёмный управляющий? Мерзкое существо появляется и тут же получает порцию мучительной боли. И будет получать всегда, если допустит подобное.
Я помню это так, как будто всё было вчера. И одобрительный взгляд Винсента из старого зеркала, которым он проводил меня, когда я медленно шла мимо, удовлетворённо слушая горестные стенания семенящего сзади подменыша.
- Ядвига? - вопросительно говорит милорд Эдвард и делает шаг к столу. Откуда-то снизу раздаётся тихий стон.
Он опускает огонёк свечи к самому полу. Девчонка, вроде бы кухарка. Он не особенно одобряет "этот бзик" Близзард, как выражается Милорд.
- Ужин? - предлагает он.
Близзард кивает. Эдвард подаёт ей руку, и они идут в столовую.
Сегодня он был в канцелярии Круга. И мог бы заработать наказание, - думает Эдвард. Дёрнул же чёрт какого-то остолопа нарушить Закон о Закрытости!
Эдвард не любит крайних мер. Но положение обязывает. Дело наместника - разбираться со всем, что происходит в его вотчине. Наместником должна была бы стать Близзард, но она с таким возмущением и обидой посмотрела на него, когда он заикнулся об этом, что дальнейшее обсуждение не имело смысла. Эдвард непроизвольно одёргивает рукав. Просто по привычке, укоренившейся за эти годы. Теперь он понимает Близзард, когда она как-то раз сказала, как ночами стискивала руку и плакала от отчаяния и безысходности. И - да, завтра пришло, но ей пришлось ждать его не просто дольше, чем ему. Она ждала его всю свою жизнь.
Сегодня Создатель миловал, и вызова хозяина не было, просто вышколенный посыльный принёс вычурный конверт от сэра Бертрама с письмом, где тот спрашивал об этом инциденте.
Что тут спрашивать, - думает Эдвард. Как будто что-то может быть не в порядке. Как будто может быть другое наказание, кроме полугода в Утгарде в компании льда, снега и серого неба. Разве что позорная смерть на плахе. Но этому придурку повезло. Он долго сплёвывал кровь после нескольких порций боли, валяясь в ногах и благодаря милорда наместника за милость. Пока за ним не пришли люди из Сектора Невмешательства.
Эдвард уже начал забывать те времена, когда политика тогдашнего Круга во главе со старым маразматиком была лояльной по отношению к людям и полукровкам. Сейчас это уже история. А ведь тогда общественность пребывала в шоке, ожидая наступления эры кровавого террора: особенно развернув утреннюю газету с портретами десяти - без объявлений о розыске, а в витых рамках с родовыми гербами. Но всё было иначе: террор по отношению к соплеменникам прекратился вовсе. Если только дело не касалось нарушения Закона о Закрытости.
Закон был возведён в ранг Главного Закона сообщества и провёл резкую черту, полностью отделяющую его от мира обычных людей. Все возможные перекрёстки были уничтожены, а в аппарате Круга лидирующее по численности сотрудников место занимал Сектор Невмешательства, который ликвидировал последствия случайных контактов с людьми.
Эдвард автоматически проводит рукой по одежде, проверяя, всё ли в порядке, и они с Близзард идут в столовую. Он радуется тому, что хозяин не звал его. Радуется не потому, что боится, а потому что просто не любит бывать в здании Круга. Как и в Лондоне вообще.
Ему нравится пронзительная тишина старинного особняка, который живёт строго по тем порядкам, которые железной рукой установила супруга в первые же дни их пребывания здесь. С тех пор ни в стране, ни в поместье ничего не меняется. День плавно перетекает в ночь, а потом в утро нового дня, наполненное такой же звенящей тишиной. По раз и навсегда заведённым правилам появляется подменыш и приносит чашку травяного чая и утреннюю газету. Из газеты Эдвард узнаёт о том, что происходит в мире вообще и в Лондоне в частности, потому что бывает там редко.
А вот Близзард бывает чаще. И Эдвард знает, что тогда они с сэром Бертрамом будут долго сидеть у камина, глядя на пламя, и курить крепкие сигареты. И она будет выжигать изнутри фильтр, и держать сигарету странно - большим и указательным пальцами. Он знает, почему. Потому, что так удобнее. Удобнее, если на тебе наручники, а ледяной ветер заставляет табак сгорать в мгновение ока. И крепче, конечно же, особенно если на твою долю приходится всего пара глотков дыма. А она будет докуривать до конца, сильно затягиваясь, и стряхивая пепел на пол, растирать его ногой. И Берти будет называть её, шутя, "дорогая кузина". А она будет мгновенно мрачнеть и хмуриться...
