Марина Дяченко - Мир наизнанку (Сборник)
Существо ГЕК посмотрело на детей и на меня. Потом приложило палец к губам. Потом он ушел; я крался за ним. Я был очень смелый в то утро. Наверное, от отчаяния, что они заберут нашу школу.
Если бы я не крался, было бы гораздо лучше. Я подошел близко и все видел; существо, заходившее к нам в школу, смеялось и что-то рассказывало своим. Я думал, что нам конец, что оно рассказывает своим про нас.
Потом оно вытащило свое оружие и убило всех — за несколько секунд. Я так испугался, что у меня ноги вросли в землю. Он обернулся — и увидел меня.
Я даже не мог убежать. Он догнал меня в два прыжка и схватил. Он сказал: зачем ты смотрел? Я ничего не смог ему ответить. Он сказал: не бойся. Как тебя зовут? Я сказал: я Дима, я истопник при школе, но не только истопник, а еще и уборщик, и повар. Он сказал: пожалуйста, никому не говори, Дима, что ты видел. Очень тебя прошу.
Я понял — если я скажу, он убьет и меня.
ОН
Вечером он развел костер для детей, они водили хороводы и ели поджаренный на прутиках хлеб. Прыгать через костер он не разрешил: мало ли. Костер большой, можно обжечься.
В полночь, когда все улеглись, он подтащил к кострищу складной стульчик и сел, глядя, как тлеют угли. Он любил смотреть на угли. Его успокаивало это зрелище.
Беспокойство приходило все реже. Беспокойство и чувство, что он что-то сделал не так. Нет, все спокойно; угли переливаются красным и сизым, и высоко в небе стоят неподвижные звезды.
Неслышно подошел Дима, горбун, служка при школе. Уселся рядом прямо на траву.
— Что же ты не спишь? Завтра рано вставать…
— Я люблю смотреть на угли, — сказал Дима. — И еще на звезды.
Он поднял глаза как раз в тот момент, когда небо перечертила еле заметная мерцающая полоса. Упал метеорит.
* * *— Геннадий Евгеньевич! Геннадий Евгеньевич!
Алена и Света, красные от бега, бантики съехали набок:
— Геннадий Евгеньевич! Мы видели существо, похожее на ГЕК!
— Где?!
— За лесом, на поляне…
Он не станет сейчас спрашивать, кто разрешал им ходить так далеко.
— Оно было одно?
— Да!
— Оно вас видело?
— Нет!
— Точно?
— Точно-точно! Мы сразу спрятались и побежали!
— Молодцы, — он вздохнул с облегчением. — Быстро в школу. Соберите ребят. Скажите, я велел сидеть и ждать… Откройте шкаф, где пластилин и краски, лепите, рисуйте, но из класса чтобы ни ногой!
Они умчались.
* * *Разведочный модуль. Значит, на орбите висит корабль. Значит, они все-таки собрали вторую экспедицию.
Двое в легких биологических скафандрах обернулись в ответ на его крик. Он бежал им навстречу, раскинув руки, будто желая обнять. Глаза слезились.
— Человек? Здесь?!
— Погодите, это из первой экспедиции…
— Я единственный, кто выжил! — Он остановился в нескольких шагах, не решаясь сразу подойти ближе. — Я Геннадий Ковтун, вы должны помнить списки…
— Боже мой! Вы остались без связи?:
— Без связи, столько лет! — Слезы текли по его щекам и застревали в усах. — Я не думал, не мог надеяться, что пришлют еще корабль…
— Что случилось с вами? — жадно спросил человек с нашивкой на рукаве, видимо, командир модуля. — Что стадо с первой экспедицией, почему оборвалась связь, почему никто не вернулся?
— Это все система, — сказал он с тоской.
— Система? — они переглянулись, решив, видимо, что во время робинзонады он повредился рассудком. — Что с ними случилось, с двумя десятками человек?!
— Вот что, — сказал он и вытащил пушку.
* * *Горбун Дима опять прокрался следом. Проклятый дурачок. Что теперь с ним делать?
— Не убивайте меня, — Дима смотрел снизу вверх голубыми мутноватыми глазами, полными ужаса, и даже не пытался убежать. — Пожалуйста.
— Зачем ты пошел за мной?
— Я испугался…
— Дурачина, если ты боишься, надо сидеть в школе! Зачем ты пошел за мной?
— Пожалуйста, не убивайте меня!
— Да кто собирается тебя убивать. — Он сел и обнял парня за плечи. — Просто не говори никому. Они испугаются и огорчатся. Не скажешь?
ДИМА
В тот вечер мы опять сидели у костра. Я спросил: те, которых он убил сегодня, они были плохие?
Он сказал: нет. Они были хорошие. Каждый, сам по себе, был очень хороший, добрый и смелый человек.
Тогда почему ты их убил? — спросил я.
Он ответил: потому что они часть чужой системы, чужого устройства. Огромной чужой машины, которая сделана совсем по-другому. Если они узнают про нашу школу, сказал он, они присвоят ее и впустят в свой мир. Их мир растворит наш, как кислота растворяет яичную скорлупку. Тогда наша школа умрет, и не будет ни детей, ни звонка, ни бабочек.
Я признался, что ничего не понимаю. Я сказал, что он сам с виду такой же, как они; когда он рисовал для детей плакат — для Главного Правила, — он нарисовал на нем ГЕК, себя.
Он сказал, что я дурачок и не мне судить о сложных вещах.
Я спросил: почему тех, первых, он сам похоронил за лесом и иногда ходит на их могилы? Почему этих он положил обратно в их маленький корабль, и еще что-то положил, и корабль сам взлетел?
Он сказал, что не хотел оставлять их тела здесь, в лесу.
Тогда я сказал, что другие, наверное, прилетят с орбиты, когда увидят в корабле мертвые тела. Они захотят узнать, кто их убил, и поймать его.
Он очень грустно на меня посмотрел и сказал: нет, они не прилетят.
И посмотрел на небо. И на небе вдруг случилось очень красивое зрелище: как будто огненный фонтан. Как будто лопнула звезда и полетели к нам метеориты, ночной дождь из света, из таких горящих ниточек.
Он повторил: они не прилетят. И добавил: две экспедиции не вернулись, неужели они пошлют третью? Неужели им не жаль губить людей?
ОН
В костре переливались угли. Странно, но их мерцание не могло теперь заглушить тревогу. Все, что случилось, вывело его из равновесия, в контурах усиливались колебания. Это был нехороший, очень плохой симптом.
— Две экспедиции не вернулись, — сказал он с досадой. — Не надо бы им посылать третью. Не жалко ресурсов — пожалели хотя бы людей.
Мальчишка Дима сидел перед ним, почти невидимый в красноватом полумраке.
— Ты храбрый, — сказал он горбуну.
Дима помотал головой:
— Я трусливый. Я очень тебя боюсь. Кто ты?
— Я не уверен, что ты поймешь, — сказал он. — Я в самом деле ГЕК, гносеологически-энергетический комплекс, исследовательская машина. На чужих планетах я иду впереди, осмысливаю то, что вижу, и адаптирую для слабых человеческих мозгов. Когда я увидел вашу школу, я сразу все понял про нее. Тогда я в первый раз сошел с ума: отказался от своего предназначения и убил двадцать шесть человек, чтобы этот мир остался прежним.
