Джинн Калогридис - Договор с вампиром
Нет, никакая булавка, никакая брошка, никакая собака не оставят следов, которые я видела у Жужанны на шее.
Когда приехал врач, я обрадовалась и подумала: "Он – образованный человек. Он объяснит и происхождение отметин на шее, и внезапную слабость Жужанны, и вообще рассеет мои опасения, подтвердив абсурдность крестьянских суеверий".
Я проводила врача к Жужанне и осталась, чтобы присутствовать при ее осмотре. Врач оказался человеком средних лет. Скорее всего – выходец из среднего класса, но, несомненно, человек разумный и умеющий рационально мыслить. Но едва он вошел в дом, я сразу заметила какую-то скованность в его движениях, будто ему внезапно стало не по себе. Когда же он осмотрел отметины на шее Жужанны, скованность переросла в откровенный страх. Он дал рекомендации относительно диеты и заставил больную выпить снотворное. В коридоре я напрямик спросила его о причинах болезни. Врач отвечал крайне уклончиво, прячась за обтекаемыми фразами и стараясь не встречаться со мной глазами.
В отличие от служанок, он хотя бы не крестился!
Я решила не мешать Дуне претворять свой план в жизнь. Пусть делает, что задумала, пока об этом не знает Аркадий. Когда муж отправился в замок и уехал врач, мы с Дуней занялись приготовлениями. Мы опоясали окно ее спальни связками чеснока. Бедняга Брут следил за нашими действиями, опустив морду на лапы. Жужанна спала. Если бы не слабое дыхание, ее вполне можно было бы принять за покойницу. Думаю, благодаря снотворному собачий лай не помешает ей грядущей ночью.
Когда мы закончили возиться с окном и подошли к постели, чтобы надеть Жужанне на шею распятие, Брут даже не заворчал, а, наоборот, одобрительно завилял хвостом.
Я спросила у Дуни, не останется ли она ночевать в доме, поскольку было уже достаточно поздно. Она покачала головой и сказала, что не хочет волновать своего престарелого отца. Я попросила одного из слуг отвезти Дуню в деревню. Горничная пообещала, что обязательно останется на следующую ночь и будет вместе с Брутом дежурить у постели Жужанны. Не знаю почему, но рядом с этой хрупкой девушкой я чувствовала себя намного спокойнее. Когда Дуню увезли, меня вновь охватил страх.
Вскоре вернулся Аркадий, и я тут же забыла о собственных страхах, видя, что он пытается скрыть свое крайне нервозное состояние. Не выдержав, я спросила его напрямую о причинах его тревоги. Он ответил, что ничего особенного. Просто когда он возвращался домой, из леса вдруг выскочил волк. Столь внезапное появление зверя испугало и его, и лошадей. Аркадий тут же стал уверять меня, что бояться, по сути, нечего, поскольку волки достаточно трусливы и нападают только стаей.
Рассказ мужа звучал не слишком убедительно. Думаю, его нервозность опять была связана с Владом.
Но прошло каких-то полчаса, и я вновь стала думать: "Ну что я ищу какие-то причины, когда достаточно всего одной – тяжелая утрата? Не прошло и недели, как Аркадий потерял отца. Зачем я пристаю к нему с расспросами? Пусть успокоится".
Разве я могу сказать своему трезвомыслящему мужу: "Крестьянские легенды – вовсе не дурацкие предрассудки, а правда. Твой дядя – действительно вампир, и если его не убить, такая же участь ожидает и твою сестру"?..
Вчера вечером я разыскала в библиотеке массивный немецко-английский словарь. Сев в кресло, возраст которого насчитывал не менее двух веков, я положила увесистый том себе на колени и нашла слова "schwur" и "bund".
Договор.
Договор с дьяволом?
* * *ДНЕВНИК АРКАДИЯ ЦЕПЕША
11 апреля
День прошел, не принеся никаких новостей относительно исчезновения Джеффриса и его возможной участи.
Я сплю очень мало. Стоит мне уснуть, как я сразу же возвращаюсь в лес, в темноту, обступавшую меня со всех сторон. Меня охватывает паника, мне кажется, что я обречен навсегда остаться в этом жутком мире, где сосновые ветви хлещут по лицу, где совсем рядом я чувствую горячее дыхание волка и слышу, как щелкают его челюсти под аккомпанемент неистового ржания обезумевших лошадей. Напрасно я изо всех сил натягиваю поводья – коляска крутится на одном месте. Ветви продолжают хлестать меня, и лошади все так же надсадно ржут, слыша рычание волчьей стаи. Я знаю: лес этот бесконечен и мне никогда из него не выбраться.
Никогда.
А еще мне снится Джеффрис. Я вижу его высунувшимся из окна в северном крыле замка. Джеффрис глядит с головокружительной высоты вниз, на бескрайнее зеленое море лесов. Его лицо раскраснелось от страха, даже полоска пробора, разделяющая его молочно-белые волосы, и та порозовела. Лоб англичанина покрыт крупными каплями пота, которые он безуспешно вытирает носовым платком с вышитой монограммой. Глаза Джеффриса полны ужаса. Проходит еще несколько мгновений... и он вываливается из окна.
Призывно раскрытое окно, ожидавшее свою жертву... Я бросаюсь к окну, крепко хватаюсь руками за подоконник и вижу, как падает Джеффрис. Нелепо размахивая руками и ногами, он летит вниз, со свистом рассекая холодный горный воздух. Я начинаю вспоминать, где я слышал похожий свист. Там, в лесу, когда воздух вырывался сквозь стиснутые волчьи зубы. Джеффрис отчаянно пытается задержать свое падение, где-то на середине ему удается изменить положение тела, и теперь мне видно его лицо с широко раскрытыми, побелевшими от ужаса глазами. Лицо искажено гримасой, рот замер в беззвучном крике.
Он падает все ниже, ниже, ниже... Я по-прежнему не слышу его криков – только свист ветра и далекое рычание, доносящееся откуда-то извне.
Джеффрис падает очень долго.
Наконец он достигает верхушек деревьев, и здесь мой сон превращается в полную фантасмагорию. Ветки не ломаются под тяжестью его веса, не царапают ему лицо и руки, а дождь хвои не сопровождает его до роковой встречи с землей. Едва Джеффрис касается кроны самого высокого дерева, сучья мгновенно превращаются в острые колья и пронзают его туловище, шею, руки и ноги.
Он висит, наколотый на них, словно гигантское насекомое. Ветер раскачивает окровавленные ветви, торчащие, подобно древкам стрел, из тела Джеффриса. Мне сразу же вспоминаются картины, живописующие мучения святого Себастьяна.
Англичанин улыбается и поворачивает голову ко мне (при этом мышцы его шеи напрягаются, и кровь еще гуще окрашивает сосновые колья). Он смотрит на меня с тем же любопытством, что и в тот момент, когда мы стояли перед портретом моего далекого предка. Затем он говорит: "Влад Цепеш, что означает Колосажатель. Родился в декабре 1431 года. Признайтесь, вы ведь и есть Колосажатель? Человек-волк, правда? Вы уверены, что это имя подходит вам больше, чем Дракул?.."
Я просыпаюсь. Сердце тошнотворно колотится. Я вспоминаю недавний страх в глазах Джеффриса и думаю: "Когда я привел его в ту комнату, он ведь испугался не высоты, а своей участи. Он понял, что его ждет".
