Джон Карр - Бесноватые
– С вас шесть пенсов, сэр, будьте любезны.
– Конечно. Вот вам шиллинг. Вы – миссис Сомон?
– Во дает! Это ж надо, принять меня за мою тетку!
Но ошибка, похоже, не оскорбила невысокую костистую девчонку в шляпке. Она стояла перед Джеффри, покачиваясь и позванивая монетками в подоле передника.
– Китти и ту нечасто принимают за нашу тетку.
– Китти?
– Ну да, она тоже теткина племянница. Моя двоюродная сестра. Китти Уилкис. Она хорошенькая. И высокая. Китти, значит. Ой, как я ей завидую!
– Ты тоже будешь высокая и хорошенькая, я уверен.
Внезапно девушка бросилась к окну, взглянула на монету, полученную от Джеффри, и снова подбежала к нему.
– Но это – золото! Золотая гинея!
– Разве? Должно быть, я залез не в тот карман.
– Ну вот! У меня нет сдачи с золотой гинеи. Пока нет. Мы ведь только открылись.
– Оставь себе. И давай забудем от этом.
– Ну что же, сэр, если вы соблаговолите присоединиться к остальным зрителям…
Джеффри огляделся. «Остальные», которых он вначале принял за восковые фигуры, оказались группкой посетителей, покорно сбившихся в кучку и стоящих сейчас неподвижно справа от двери. Среди них было трое или четверо детей с глазами, расширенными от чрезвычайного возбуждения, вызванного предвкушением тайны и неведомой опасности, обычного на пороге такого рода заведений. До Джеффри доносилось дыхание детей.
– Всего несколько минут, не более, – уверила Джеффри девчонка, – люди соберутся, и я вас поведу. Обычно тетка сама это делает, когда она не занята. Я покажу, где что. Указкой я размахиваю не так ловко, но говорю не хуже тетки. Правда, если вы хотите сами идти…
– С вашего позволения, сударыня, я бы предпочел последнее.
Девочка, которой было лет двенадцать-тринадцать, повела плечиком.
– За гинею джентльмен может себе многое позволить. Здесь – не меньше, чем в других местах. Это точно.
– Благодарю вас.
– На этом этаже, как вы видите, – она показала себе за спину, – у нас карлики, великаны и прочие монстры, которые весьма привлекают людей – и знатных, и тех, что попроще. Там, наверху, – английские короли и королевы, на которых тоже ходят смотреть. Еще выше, то есть совсем наверху, выше только комнаты моей тетушки…
В восторге от того, что ее назвали «сударыня», девочка старалась держаться с ледяным достоинством. Однако Джеффри не мог не заметить заговорщицких взглядов, которые она бросала на него с того самого момента, как он вошел в Галерею.
– Там, наверху, у нас самые любопытные фигуры и картины. Надеюсь, они вам понравятся. Я думаю, если вы туда подниметесь, то найдете, что ищете.
– Я тоже так думаю. Сударыня, ваш покорный слуга.
– Сэр, прошу вас.
И она отошла, позволяя ему пройти.
Позади нее до самого конца комнаты шли два ряда столбиков, между которыми были натянуты покрытые пылью красные веревки, образующие проход между экспонатами. В конце комнаты Джеффри увидел лестницу и направился к ней, озираясь по пути.
Фигуры были сделаны на удивление мастерски. Если их создательница не видела своими глазами пигмея из Занзибара или полигарского гиганта с боевой дубинкой, значит, их не видели и авторы путевых заметок, которые вдохновили ее на создание этих фигур. Выкаченные стеклянные глаза, мощные бицепсы рук и мышцы ног – все это создавало впечатление какой-то кошмарной действительности. Что касается монстров, то здесь имелся…
– Стой! – раздался крик девочки.
Джеффри обернулся, думая, что это относится к нему. Но увидел он спину девочки. А над ней возвышался, ясно вырисовываясь на фоне окна, человек такого же костлявого, как у нее, сложения. Это был уличный скрипач, каких часто встретишь в Лондоне. На нем была мятая круглая шляпа; когда он повернул голову, оказалось, что один глаз его закрывает черная повязка. В руках человек держал скрипку, на деке которой была розовая лента, завязанная бантом.
– Проваливай! – кричала девочка. – Нечего вам, таким, здесь делать; сколько раз повторять? Будут тут всякие абрамы вытягивать деньгу из добрых людей своим пиликаньем. Самим не хватает! Проваливай!
– Ай, какая сердитая куколка, – произнес скрипач хриплым тихим голосом, наклоняясь к девочке. – Мои деньги что, хуже других, да? И слушай еще…
Он наклонился пониже и зашептал. Девочка вся напряглась. Один из людей, терпеливо ждущих у двери, неожиданно двинулся по направлению к ним. Девочка подняла руку, останавливая его.
Понаблюдав за ними несколько мгновений, Джеффри поспешил к лестнице. В следующую минуту он был уже на втором этаже, где короли и королевы стояли, выстроившись рядами.
Пол в комнате имел небольшой наклон вправо (если смотреть в направлении окон) и был покрыт толстой циновкой, такой, какими покрывали пол и скамьи на петушиных боях, но настолько грязной, что первоначальный ее цвет невозможно было определить. Окна – одно большое полукруглое и два длинных и узких по бокам – пропускали еще довольно света с улицы, над которой постепенно сгущались небеса. Конечно, и меха под горностай, и стеклянные драгоценности гораздо лучше смотрелись бы при свете свечей, но хозяйка боялась пожара.
Королевы, которые прекрасно получались у миссис Сомон, отличались в большинстве своем неземной красотой. Что касается моральных качеств, то ими, как водится, были наделены короли. Каждого недоброго короля можно было узнать либо по злой усмешке, либо по ужасу, застывшему на его лице, по всей вероятности свидетельствуя об обстоятельствах, в которых данный король встретил свой конец. Над фигурами, несколько нетвердо держащимися на ногах, возвышалась слегка идеализированная статуя Георга II, семидесятипятилетнего старика, который был, однако, представлен румяным тридцатилетним молодцом, выпячивающим грудь перед ныне покойной Каролиной Ансбахской[47].
Бесшумно двигаясь по толстой циновке, Джеффри дошел до следующего пролета и поднялся по лестнице.
«Значит, – думал он, – ее зовут Китти Уилкис».
Фамилии служанки он никогда не знал, да и не задумывался о ней прежде. У девушки были темные волосы, но белая кожа; подражая Пег, она держалась манерно и старалась делать свою речь изысканной; несмотря на плотное телосложение, она казалась нервной и неуверенной в себе. И все же, если она решится прийти сюда после того, что произошло сегодня утром на Сент-Джеймсской площади…
«Гляди в оба! Будь осторожен!»
Но вокруг не раздавалось ни звука и не было ни души.
На этом этаже, который также имел легкий наклон вправо, по обеим сторонам шли так называемые гроты, похожие на просторные лари, выступающие из стен. Заглянув в грот, можно было увидеть какую-то сцену, нарисованную на дереве или холсте, а на ее фоне – восковые фигуры. Здесь, однако, хозяйка решилась сделать освещение, поскольку света из окон явно не хватало; к тому же он не проникал через стенки гротов, так что сцены, изображенные в них, были бы просто не видны.
