Елена Климова - Реминискорум. Пиковая дама
– А я села на кровати, – безжалостно сказала спина, – кое-как смогла сесть… и почувствовала, что мне не хватает воздуха… Ноги так болели. И сердце словно разрывалось. По-настоящему, а не как в твоих выдуманных книжках. И дышать – дышать было нечем. Я хрипела… звала тебя… скребла стену… потом ползла по полу… задыхалась… Ты не слышал, ты ушел, хлопнул дверью, бросил меня одну, совсем одну…
Борис скорчился на стуле, вцепившись в волосы. Зажмурился до боли.
– А теперь ты пришел за прощением. – Голос отвердел. – Что ж, я скажу тебе две вещи. Во-первых, я не прощаю тебя и не прощу никогда. Ты прав, ты действительно злой эгоистичный ублюдок. Ты недостоин любви. Проклинаю тебя. Чтоб ты на старости лет остался без стакана воды. Лежал в собственном дерьме. Забытый всеми. Покрытый язвами. Беспомощный. Только тогда мы будем в расчете.
Спина под халатом зашевелилась. Женщина, переваливаясь с ноги на ногу, повернулась к нему лицом. Борис медленно поднял голову. Из черных язв на голенях сочилась кровь. Ладони, необычно тощие, словно похудели до костей. Встретился взглядом с пустыми глазницами.
– А во-вторых, – равнодушно продолжил череп, – вот тебе еще один научный факт: после смерти нет ничего. Ни рая, ни ада. Ни радостей, ни мучений. Ни Бога, ни дьявола. Ни встречи, ни прощения, ни любви. Одно сплошное ничто. И оно уже ждет тебя. И ту, которую ты любишь. Очень скоро…
Борис закричал. Зажал уши, ринулся назад по коридору и ударился всем телом о спасительную дверь.
* * *Алексей с Верой с изумлением наблюдали, как Грета и Борис, выскочив на улицу из двери, в которую они зашли буквально секунду назад, столкнулись друг с другом и судорожно обнялись, словно не виделись целую вечность. На лице у обоих были слезы.
– Что это с вами? – недоуменно спросил Алексей. – Что там случилось?
В ответ Грета лишь покачала головой, не отрываясь от Бориса. Наконец они с трудом отпустили друг друга. Борис развел руками:
– Не хочу говорить, что там было… но это точно не зазеркалье. И не мир Платона. У меня родилась новая гипотеза, и крайне неприятная: похоже, кто-то или что-то прямо сейчас ставит над нами эксперименты…
– Точно! – воскликнула Грета. – Теперь я поняла: нас специально разделили, чтобы каждому показать что-то свое. Знаете на что похоже… Был такой фильм про космонавтов на планете, и там разумный океан ставил над ними эксперименты…
– Не на планете, а на станции, – автоматически поправил Борис, – хотя какая разница… Молодец, Гретка, в самую точку. Назовем эту гипотезу «Солярис». И звучит красиво, и по смыслу похоже. В моем случае даже слишком… – перед глазами снова мелькнуло искаженное воспоминание, которое осталось за дверью, и его передернуло. – Так или иначе, в смысле стратегии это все меняет. Пожалуй, теперь и я согласен, что хватит экспериментов… Раньше я думал, что мы попали куда-то. Теперь ясно, что мы попали к кому-то. И этот кто-то с нами явно играет. А раз мы не можем контролировать неизвестную нам игру, то лучше пропустить ход и предоставить инициативу хозяину…
– Не уверен, что вполне уловил твою мысль, но выводы всецело поддерживаю, – отозвался Алексей. – Хватит с нас дверей. Необязательно доедать яйцо до конца, чтобы понять, что оно тухлое.
Все притихли. Постояли, оглядываясь по сторонам. Что справа, что слева по-прежнему высились одинаковые дома. Тишина давила на нервы. Почти полная тишина. Только очень далеко что-то приглушенно гудело, как трансформаторная будка.
– Ребята, я руками и ногами за то, чтобы больше не открывать двери, – сказала Вера. – Но что нам тогда делать дальше? Нужен какой-то другой план…
Вопрос повис в воздухе.
– Смотрите! – воскликнула вдруг Грета. – Не на дома, на небо! Я как перестала двери рассматривать, сразу заметила. Справа над домами темно, а слева вроде бы светлее… Ну, видите? Там, вдалеке, в том конце улицы словно голубое сияние… Если это такое же, как исходит от нас, может быть, там кто-то есть? Живые люди? И они помогут нам?
– Делать нечего, – проворчал Борис. – За неимением лучшего варианта идем искать других несчастных. Сейчас даже я не против компании. Да и с точки зрения игры любые союзники нам сейчас не помешали бы…
Они неуверенно двинулись друг за другом. Шагали мимо вереницы слепых домов и одинаковых дверей. С каждой минутой мягкий голубоватый свет впереди становился все ярче и ярче, а тьма понемногу отступала. Улица внезапно оборвалась, выведя путников на широкую безлюдную площадь, в которую втекали еще десятки таких же улиц.
– Ничего себе! – присвистнул Алексей. – Да у них тут целый город! И смотрите, что это там? Вроде не дом и не памятник…
– Дерево! – ахнула Вера. – Какое огромное…
* * *Посреди пустынной площади высилось исполинское дерево. Могучий ствол в несколько обхватов разделялся на крупные узловатые ветви, а те – на более тонкие ветки. Ветки уходили ввысь, в туманную пустоту, насколько хватало взгляда. Просветы в коре светились уже знакомым голубоватым сиянием, как дымчатое стекло, пульсировали, загорались и затухали, а внутри Дерева мелькали смутные тени, словно сотни светлячков. И эти тени вздыхали, вскрикивали, плакали и смеялись…
Друзья подошли поближе и прислушались.
– Голоса, ребята! – воскликнула Грета. – Это же голоса! Слышите?
Да, это были голоса; они жужжали, бормотали, шушукались и шептались, гудя, как расстроенное радио. Вера подошла поближе, с опаской прикоснулась к шершавой коре:
– Ничего не разобрать. О чем они говорят?
Алексей покачал головой:
– Не знаю. Тут жутковато, но открывать дверь за дверью куда страшнее. Тут хотя бы светло, и никаких медведей…
Борис присел на корточки, тронул узловатую кору, прошелся ладонью по мягко сияющим просветам:
– Эй! Меня кто-нибудь слышит?
Наткнувшись на удивленные взгляды друзей, Борис пояснил:
– Рук и ног у них нет, ясное дело. Но если у этих голосов есть уши и рты – прекрасно, они смогут нам ответить. Надо попробовать… Эй! Эге-гей! Есть кто живой? Где мы? Что тут происходит? Кто вы такие?
Голубое сияние Дерева трепетало, голоса по-прежнему неразборчиво жужжали, и тут среди них прорезался один, мягкий и обволакивающий, приятный; он что-то говорил все громче и громче. Светляки тускнели и тускнели, разлетались в стороны, только один из них, самый крупный, разгорался все ярче, приближаясь к дымчатой коже Дерева.
– Лицо, смотрите! Он превращается в лицо! – торжествующе сказал Борис. – Услышал нас!
