Рене Маори - Никогда не смотри через левое плечо
Теперь лошадям давали отдых только при свете ясного дня. А ночью мы ехали без остановки, стараясь производить как можно меньше шума. Все двенадцать повозок были снабжены факелами, пропитанными смолой, но пользовались ими только в самых крайних случаях. Чтобы не сбиться с дороги, лишь на самой первой повозке зажигался факел. И часто, когда дорога изгибалась, мы вовсе теряли его из виду, и оставалась надежда только на умных лошадей, приученных идти след в след. Все эти меры предосторожности предпринимались для того, чтобы проскочить незамеченными мимо разбойников. Но, судя по рассказам купцов на привале, еще ни один обоз не избежал встречи с ними.
В ту ночь мы услышали, как что-то с шорохом ударилось о боковину нашей телеги, и почти сразу же где-то впереди раздались крики. Дьюла подхватил свою палицу, и мы выпрыгнули из телеги на ходу. Лошади сделали еще несколько шагов и остановились. Естественно, если бы обоз не был таким длинным, то можно было бы попытаться сбежать Но при нашей громоздкости об этом нечего было и думать. Поэтому на всех повозках зажгли факелы, осветившие стену леса по обе стороны от нас. Мы побежали вперед, и прямо перед моими глазами откуда-то вылетела стрела и впилась в деревянный бок повозки. Я проследил ее направление и увидел дикого вида оборванного человека с луком в руках. За моей спиной раздались крики, я обернулся и в игре теней увидел, как Дьюла поднимает над головой такого же оборвыша и припечатывает его спиной об угол повозки. Раздался вопль и хруст переломанного позвоночника. Отбросив трепыхающееся как, вытащенная из воды рыба, тело, он помчался вдоль обоза, размахивая палицей, и я готов поклясться, что услышал пару ударов, разбивающих чьи-то черепа. А я так и остался стоять, сжимая нож в руке и не соображая, что же делать и куда двигаться. Но моя нерешительность длилась недолго, потому что почти в тот же самый момент, я почувствовал, как чьи-то руки охватили меня сзади за шею.. Я лягнул нападавшего, как норовистая лошадь, и услышал за спиной вопль. Руки, сжимающие мое горло, на минуту ослабли, что дало мне возможность обернуться и всадить нож по самую рукоятку в мягкий живот разбойника. Он упал, пару раз булькнув, как утопленник. Но у меня не было желания рассматривать его распоротое брюхо, и я побежал вдоль обоза, высматривая опасность. Но, как ни странно все уже затихло. Ночной бой закончился в мгновение ока.
В свете факелов мы насчитали пять убитых, один из которых был вооружен луком, а рядом с двумя из них валялись топоры лесорубов. На что рассчитывала эта жалкая кучка доморощенных грабителей, понять было трудно. Я думаю, это были крестьяне из ближайшей деревни, которые оголодав от неурожая, решили попытать счастья в нелегком разбойничьем труде. Что ж, теперь, по крайней мере, они уже не захотят есть. Мы внимательно осмотрели все повозки и все кусты в округе. Никого, и товар сохранился в целости. Вожатый скупо поздравил нас с боевым крещением и дал знак двигаться.
Снова усевшись в свою телегу, мы очень рассчитывали, что ночь пройдет спокойно.
Не успели мы отъехать от места бойни, как услышали треск кустов и волчий вой. К утру от тел не останется и следа. Что не сожрут волки, днем доклюют вороны. Таков закон природы. Смерть для одних – это жизнь для других. В самом деле, чем волк хуже крестьянина? Где написано, что Бог не создал того и другого собственными руками? Так что я начинал склоняться к мысли, что в природе все равны. Возможно, такая мысль была кощунственной и недостойной христианина, но она казалась мне единственно верной. Вдоволь намахавшийся дубиной Дьюла спокойно храпел дальше. А я все никак не мог свыкнуться с мыслью, что какой-то час назад мои руки отняли жизнь у двух людей, возможно, таких же христиан, как и я. Кто бы мог подумать, что уже через несколько месяцев я буду вспоминать свои нравственные терзания со смехом.
Через полчаса занялся рассвет. Мы двигались, пока солнце не поднялось достаточно высоко, а потом распрягли лошадей и принялись за еду.
К нам подсел Петер.
– К завтрашнему утру мы выедем из этого проклятого леса, – сказал он. – Конечно, на пути еще будут встречаться чащобы, но уже не такие огромные. И скоро мы будем на землях Германии.
– А Рим? – спросил я. – Мы проедем Рим?
– О нет, – ответил Петер, одним взмахом руки убивая все мои надежды. – Товар ждут во Франции. Там же мы вам заплатим. Захотите ехать назад – милости просим. Не пожелаете, наймем кого-то другого. На улицах полно голодных, готовых помахать оружием.
– Нет-нет, – ответил Дьюла, – я – домой.
– А я – в Рим.
Дьюла удивленно посмотрел на меня.
– Да-да… – подтвердил я. – В деревню я не вернусь. Что мне там делать?
В тот момент я даже не догадывался, что от наших желаний зависит не все. Вернее, вообще ничего не зависит. И моя мечта получить папское благословение ни на шаг не приблизилась, а наоборот, отдалялась с каждой милей, пройденной нашим обозом.
Глава 2 (Старинная тетрадь)Я не знаю, когда в моей голове засела эта мысль про папу. Только что папу Целестина III сменил Иннокентий III. Мирское его имя было Лотарио Конти, граф Сеньи. Он приходился племянником папе Клименту III. Тогда никто еще не думал об амбициях и притязаниях этого волевого и образованного человека. Не предполагали, что многие короли склонят перед ним головы и признают себя вассалами Римской католической церкви. Иннокетий III был знатоком юриспруденции, что немало в дальнейшем помогло в его политических играх.
Но для меня в те времена папа был не политиком, а первым представителем самого Бога на Земле. Если бы я только знал, что папская власть – точно такая же власть, как и любая другая, что церковь занимается не только спасением душ, а еще и торговлей, войнами, незаконным захватом земель… Но я не знал всего этого. Я был простым деревенским парнем, верящим в чудеса и в победу добра над злом. Словом, я был самой настоящей овцой в стаде господнем. Поэтому, узнав, что мое посещение Ватикануса откладывается на неопределенный срок, я усмотрел в этом волю господа и смирился с таким его решением. Да и что толку было бы роптать, если мне требовались деньги, а их я мог получить, только прибыв во Францию.
В то время стоило лишь собраться за столом хотя бы двоим-троим, как разговор непременно перекидывался на нечисть. Любимыми героями этих разговоров были ведьмы, колдуны, оборотни и вампиры. Существовало убеждение, что эти мерзкие твари не водились в лесах и полях до раскола церкви, а люди не увлекались колдовством и ведьмовством. Вера объединенных христиан была настолько сильна, что дьявол даже не пытался разводить свое стадо на осененных Римом землях.
