Наталья Корнилова - Душа в рассрочку
– Что это? – услышал он испуганный голос девушки.
– Фонарик твоего мужа, – весело ответил он, стараясь не подавать вида, что и сам боится. – Я его случайно обнаружил. Как думаешь, он нам пригодится?
– Не знаю, я ничего не знаю, – бесконечно усталым голосом произнесла она, – мне уже на все наплевать, пусть делают что хотят.
– Это ты брось. Мы ещё покувыркаемся! – рассмеялся он, чувствуя, как от её слов по коже забегали мурашки. – Скажи, что ты о них знаешь? Не могу же я бороться с ними с завязанными глазами. Чего они от тебя хотят?
Она молчала, но дыхание её участилось.
– Сволочи они! – зло бросила она наконец. – Ненавижу!
– Ты погоди ругаться, остынь, нам сейчас спокойствие нужно, – мягко проговорил он. – Ты это… меня не укусишь, если я до тебя дотронусь?
– Нет, не волнуйся. По крайней мере пока это мне не грозит, до встречи с этим ублюдком Закревским. И выключи фонарик – батарейки сядут.
В голосе её мелькнули живые нотки, и он воспрял духом: значит, она не совсем ещё свихнулась и сможет ему помочь! Пересев к ней поближе, он нащупал в темноте её плечи и обнял, стараясь не делать резких движений. Она доверчиво склонила голову ему на плечо, и он почувствовал лёгкое волнение, совсем как тогда, когда они целовались на брудершафт. Но он тут же взял себя в руки – ещё не хватало заняться здесь любовью, когда кругом враги и родина в опасности. Вот победим, а тогда уж можно и… Он тряхнул головой, отбрасывая глупые мысли, и спросил:
– Ты можешь мне все рассказать? Я ведь из-за тебя пострадал… как-никак. Хотелось бы знать, за что. Я понимаю, что не смог выполнить твою просьбу и не сохранил твою душу, но, заметь, я не претендую на вознаграждение, мне ничего от тебя не нужно…
– Что ты несёшь, Егор? – усмехнулась она с горечью. – Нам с тобой теперь не об этом нужно думать. Выбраться бы отсюда нормальными, а там уж посмотрим, кто кому должен.
– Нормальными? – удивился он. – Ты полагаешь, что нам угрожает не смерть, а всего лишь сумасшествие?
– Свою судьбу я – то уже знаю и смирилась, а вот тебе ещё предстоит. Понятия не имею, зачем ты им понадобился.
– Итак, – начал он раздражаться, – я уже в восьмисотый раз прошу: расскажи мне обо всем. Или я за себя не отвечаю.
– Увы, Егорушка, теперь я тем более не могу этого сделать. Вот если бы у нас с тобой все получилось, тогда бы рассказала, а сейчас уже не могу. Вернее, могла бы, если бы была уверена, что… – она вздохнула, – что ты отсюда живым или нормальным не выйдешь.
– Что?! – взвился он, оттолкнув её от себя. – Ты спятила? Что вы меня тут все за идиота какого-то держите? Тебе-то мой труп зачем понадобился? – Он схватился за голову и замычал, раскачиваясь в стороны. – Мама родная, куда я попал?! Бляха муха!..
– Да не убивайся ты так, – ласково сказала она. – Я же не виновата, что так случилось. Я ведь тебя предупреждала. Пойми, мне теперь дальше жить нужно, пусть даже и такой, какой меня сделают, но если ты будешь об этом знать, то рано или поздно проболтаешься – и мне конец. Зачем же мне самой себе могилу рыть?
– Значит, если я правильно понял, – обиженно процедил он, – ты заинтересована в моей смерти, так?
– Ну почему же, – неуверенно произнесла она, – может, тебя просто лишат памяти или разума – это им решать. Но убивать вовсе не обязательно. Ты пойми, глупый, я уже почти одна из них, мне некуда деваться отсюда, сам видел, что нас замуровали. Если бы ты им не попался, то ничего бы не было сейчас…
– Ну-ка погоди, миленькая! – воскликнул он, поражённый страшной догадкой. – Объясни-ка мне одну вещь. Допустим, что все прошло бы удачно, я продержался положенное время и они убрались отсюда – что бы тогда со мной было? Я бы пришёл к тебе, как сегодня Валерка, и ты бы меня… Господи, спаси и сохрани! Ты ведь сожрала бы меня! Жаль, что было темно и он не мог видеть её глаз, а то бы испугался – сколько в них застыло отчаяния и боли.
– Что ж ты молчишь, благодетельница? – с сарказмом спросил он. – То-то, я смотрю, с такой лёгкостью рассыпала передо мной золотые горы, знала, видать, что мне все равно не жить. Ну, скажи что-нибудь!
– А что мне оставалось делать, – поникшим голосом прошептала она. – Лучше пусть один человек погибнет, чем потом многие…
– Ну, спасибо тебе, родная! Успокоила ты меня перед смертью. Ну-ка, девочка, выкладывай мне все, иначе я тебя сам сейчас разорву! – грозно прорычал он, приблизив к ней лицо и тряхнув руками за плечи.
– Пусти, ненормальный! – взвизгнула она, оттолкнув его руки. – Давай мы ещё с тобой поругаемся, и Закревский просто описается от радости. Теперь я понимаю, зачем он нас вместе посадил – ты должен стать моей первой сознательной жертвой. Ну, ублюдок, все просчитал! – Она не могла успокоить своё хриплое дыхание и судорожно втягивала в себя воздух. – Ты лучше не приближайся ко мне, Егор, я тебя очень прошу. Не обижайся, но так нужно. Я же не знаю, когда он начнёт своё чёрное дело. Если он выполнит свою миссию, то ты со мной, боюсь, не справишься… – Она замолчала, а потом он услышал тихий всхлип – Я же видела, что осталось от твоего друга, хотя и не помню почти ничего…
Егор ошеломлённо молчал. В темноте её слова звучали особенно зловеще, и перед ним вдруг встала её звериная маска, которую он видел в квартире. Он представил, что это та, дикая и кровожадная фурия сидит во тьме и разговаривает с ним, протягивая к нему окровавленные когти и скаля острые зубы с застрявшими между ними кусками человеческого мяса. Он попятился и, наткнувшись на стулья, упал на них, выставив перед собой руки для защиты на случай нападения. Сердце его выскакивало из груди, и его всего трясло, как от холода.
– Н-не подходи ко мне, – с трудом вымолвил он, стуча зубами – Говори, чтобы я знал, где ты находишься.
– Пока я в своём уме, я ничего тебе не сделаю, – с тоской проговорила Светлана. – Но, боюсь, это уже ненадолго. Сколько сейчас времени?
– Понятия не имею, у меня нет часов, – он стал успокаиваться, слыша её нормальный голос. – А зачем тебе?
– Точно не знаю, но, может быть, это произойдёт в полночь.
– Не может быть, а точно. Мне Семён Карлович сказал. Он, кстати, так толком и не объяснил, почему они так спешат. Ты, случайно, не знаешь?
– Ох, Егор, не заставляй меня страдать – простонала она. – Ну не могу я тебе ничего рассказывать, как ты не поймёшь! Поздно уже, все рухнуло и прахом пошло, а если расскажу, будет ещё хуже!
Ты не тешь себя надеждой, что сила в знании. Нет, иногда как раз лучше наоборот, когда ничего не знаешь или не видишь. Тогда ты не боишься. Представь, что ты идёшь по бордюру тротуара, идёшь спокойно, не волнуясь, что упадёшь, и не падаешь. А скажи тебе, что на самом деле этот бордюр находится на стометровой высоте от земли, – и все, ты обязательно свалишься и разобьёшься. Если бы ты знал, что он так высоко, то и не полез бы никогда, понимаешь? Так и я не стала тебе ничего рассказывать…
