Александр Птахин - Суровая готика
— Вы мне, Георгий Владимирович, каких-нибудь капель сердечных налейте — мне от жары что-то совсем нехорошо… — тихо пробормотал Прошкин и залпом проглотил мерзкий мутный состав с запахом холода и мяты. Неприятное ощущение во рту вернуло ему способность мыслить здраво, и он решился осторожно уточнить:
— И что он сказал? Насчет пижамы?
— Ничего. Александр Дмитриевич тогда еще был в бессознательном состоянии, — доктор, допустивший невиданную халатность, пожал плечами, словно речь шла о сущей ерунде. После такого ответа Прошкину стало несколько легче — значит, тот посетитель, который вещи принес, хотя бы не разговаривал с Баевым.
— Нет, что сказал вам тот, кто принес вещи?
— Странный вопрос… — удивился Борменталь.
— Чем он вам странный? — раздраженно возразил ему Прошкин, уже начавший приходить в себя под воздействием капель после очередной шокирующей новости. — К нам Станислав Трофимович со дня на день с проверкой едет, а наши сотрудники — ни тпру ни ну в международной обстановке, порой такое ляпнуть могут — на голову не наденешь! А время сейчас такое — не мне вам, Георгий Владимирович, рассказывать!
— Ну, хорошо, я попробую вспомнить… Мы, правда, политических вопросов с ним не обсуждали… — смирился Борменталь и не без иронии начал повествовать: — Обычный формальный обмен фразами: он заглянул в ординаторскую, спросил, кто тут доктор Борменталь, — я был один и сознался, конечно, что это я. Но ваш сотрудник на слово мне не поверил, спросил паспорт. Я показал ему паспорт — хотя это была совершенная глупость! Он посмотрел на меня, на снимок в паспорте, потом дал мне большой сверток, сказал, что это личные вещи Александра Дмитриевича, которые для него просил передать Николай Павлович Прошкин из Управления. Ведь это вы — Николай Павлович? Во всяком случае, кроме вас, у меня в Н. нет знакомых по фамилии Прошкин, сотрудничающих в НКВД…
— В УГБ, — автоматически поправил Прошкин Борменталя, совершенно игнорируя иронический тон доктора, — продолжайте.
— Он попросил меня расписаться в какой-то бумажке, что я действительно принял вещи. Я, разумеется, расписался. Потом говорит: вы разверните, а то расписались, не посмотрев, не прочитав, — так нельзя! Вам, говорит, доверили жизнь и здоровье ответственного государственного служащего, а вы ротозействуете. Где, мол, ваша бдительность? А вдруг в пакете бомба? Я рассмеялся, конечно, но развернул. Все это так глупо выглядело! Он сверил вещи со своей бумажкой, извинился и ушел. Такой неприятный, въедливый старикан…
— В форме? — тихо спросил Прошкин — он не мог припомнить ни одного штатного сотрудника из управления старше пятидесяти лет. А Борменталю самому было изрядно за сорок. Вряд ли бы он назвал «стариканом» человека такого возраста.
— Да откуда я знаю, он был в белом халате! — тема исчерпалась и начала раздражать интеллигентного доктора. — И вам тоже рекомендую халат надеть — вы все — таки в лечебном учреждении находитесь, а не в своем распрекрасном Управлении! Вы пришли меня расспрашивать или Александра Дмитриевича навестить? Так пойдемте к нему!
— А может, он отдыхает? — Прошкин надеялся до встречи с Баевым прояснить еще некоторые детали странного визита.
— Скорее, развлекается… — пробормотал Борменталь.
— Развлекается? — как человек здоровый, никогда не проводивший в больнице более нескольких часов, Прошкин совершенно не представлял, чем можно развлекаться в больничной палате после отравления опием, и, подгоняемый любопытством, поспешил за Борменталем…
Саша выглядел действительно хорошо — в китайской пижаме темно-синего цвета, затканной пышными черными цветами, он полулежал на целой горе из подушек. Его темные волосы за несколько дней так сильно отросли, что доставали до плеч и делали его очень похожим на «рыцаря мечей» с рисунка на картах Таро. Тут же, на стуле, лежал роскошно расшитый восточным рисунком шелковый халат, а в стакане с мятным чаем болталась вычурная серебренная ложечка.
На втором стуле, рядом с тумбочкой, весело улыбался фельдшер Хомичев. Серега держал в руках медицинский почковидный лоточек, с разнообразным хирургическим инструментарием и время от времени подавал лоточек Баеву. Тот с характерным позвякиванием извлекал из лоточка скальпель или медицинскую иглу и… Отточенным движением, как нож для метания, отправлял ее в двери палаты. Каждый бросок приводил Хомичева в полнейший восторг. Еще бы! К крашенной масляной краской двери, как раз на уровне головы входящего, был приколот белый листок — карандашный портрет худого лысоватого мужчины с раздвоенным подбородком и надписью латинскими буквами. Именно портрет служил Саше мишенью, и каждый бросок попадал точно в цель, свидетельствуя знаменитую меткость…
Как только Прошкин и Борменталь вошли, Саша вместо приветствия отправил в портрет хирургический скальпель, и тот неотвратимо застрял во лбу изображения как раз между бровей.
— Неплохо, — заметил успевший привыкнуть к этому экзотическому действу Борменталь, — только я как медицинский работник сильно сомневаюсь, что, метнув скальпель с такого расстояния в реального человека, вам удалось бы пробить черепную коробку. Рассеченный лоб, кровопотеря, некоторое замешательство… Не более того…
Ответом доктору послужил еще один бросок — хирургические ножнички с острыми, изогнутыми концами на длинной ручке пробили дверь едва не насквозь, застряв прямо в глазу нарисованного бедолаги.
— Есть! Летальный исход! — торжествующе захлопал в ладоши Хомичев.
Борменталь неодобрительно махнул рукой и вышел.
Баев искренне пожал Прошкину руку:
— Ой, Николай Павлович, я правда не ожидал — огромное вам спасибо!
— За что? — испугался такой прозорливости Прошкин.
— Как за что? За заботу, за пижаму, за пи… за… понимание!
— А, вы об этом, — отмахнулся Прошкин, — это такие мелочи! — действительно, по сравнению с содержимым книжки «Масоны» пижама была сущей ерундой. Поскольку подарки не нанесли никакого вреда Сашиному молодому организму, то о визитере можно было на какое-то время забыть. Чтобы спокойно поговорить с Баевым, Прошкин извлек из кармана пачку папирос, спички и доверительно обратился к Хомичеву:
— Слушай, Серега, сделай доброе дело — пойди, покарауль нас, пока мы покурим… А то Борменталь уже совсем Александра Дмитриевича извел — специально без сигарет держит! — Хомичев хихикнул и кивнул. — Да, и еще — спустись, попроси обалдуя этого, Вяткина, он в регистратуре сидит, чтобы если Корнев приедет или мало ли — кто из начальства, вышел на крыльцо и свистнул… Окно открыто, и мы услышим! А то опять будем отдуваться неизвестно за что!
— Только, — присоединился тонкий интриган Баев, — Владимир Митрофанович тебе ведь как сказал? Сидеть тут, со мной и никуда не выходить — так что особо не отсвечивай, повязку марлевую надень, пока по больнице бегать будешь…
Хомичев снова хихикнул, нацепил повязку, надвинул на вихрастую голову медицинскую шапочку и удалился на задание.
Прошкин знал, что времени у него немного, и сразу же перешел к сути — вынул из сетки книги и подвинул их Саше.
— Вот, Александр Дмитриевич, чтобы вы не заскучали, — многообещающе начал он, — я вам книжечки принес. Для чтения… Там есть закладка — воспользуйтесь. Книги толстые. Библиотечные.
Баев высоко поднял брови, уселся на кровати, быстро и ловко пропустил странички обеих книг между пальцами, в надежде, что оттуда что-то выпадет. Потом заглянул в корешки, послушно извлек желтоватые странички, развернул, едва коснулся взглядом и пальцами, сразу же уяснив, что это, и мгновенно спрятал куда-то в рукав:
— Это что? Все? — уточнил он у Прошкина, который тем временем мирно выложил на тумбочку яблоки, а теперь открывал «Боржоми», собираясь напиться, чтобы наконец-то избавиться от въевшегося в десны привкуса сердечной микстуры.
— Все, во всяком случае, ничего другого там не было! Вам мало? — засомневался Прошкин.
— Мне, — Саша прикрыл глаза и провел рукой по горлу, демонстрируя безнадежность сложившегося положения, — хватит… на какое-то время… Ну дайте же мне сигарету в конце концов — пока Борменатль не нагрянул!
Он легко перебрался с койки на подоконник и нервно закурил, морщась от непривычно крепкой папиросы Прошкина.
— Что это вам, Александр Дмитриевич, вдруг в голову пришло про пионеров почитать? — решил разрядить обстановку нейтральным вопросом Прошкин, вытаскивая из двери застрявшие в ней метательные снаряды и возвращая их на положенное место в эмалированном лотке.
— Мне, — Баев задумчиво переворачивал страницы второй книги, — мне? Мне — книгу для детей среднего и старшего школьного возраста? — Баев отбросил в окно не докуренную сигарету. — А кто МНЕ ее принес?
