Энн Райс - Гимн крови
Теперь в дверь постучали на самом деле.
Он исчез. Мне почудилось, что я что-то успел уловить краем глаза. Это не Стелла сидела слева от меня все это время? Mon Dieu! Я схожу с ума.
— Трус, — прошептал я.
Я сел, скрестив ноги в индийской манере.
— Входите, — сказал я.
Мона ворвалась в комнату, одетая в свежее розовое платье с длинными рукавами и сатиновые розовые туфельки на высоких каблуках. В ее вытянутой вперед руке трепетал новый листок.
— Давай, впечатли меня, — предложил я.
— "Моя цель возвысить свой опыт до уровня соучастия жизни, на что хватит той грандиозной силы, которой наградил меня Лестат. Подняться до высот, где не будет страданий от очевидных и болезненных теологических вопросов, которые неизбежны для создания, подвергшегося подобной мутации, например таких "как мое существование видится глазами Бога?" Я человек или вампир? Или я только вампир? Это само по себе проклятие, и я говорю сейчас не о буквальном аде, с ужасающим пламенем, но о состоянии, означенном отсутствием бога. Но заключается ли проклятие в том, кто я теперь есть или я по-прежнему нахожусь в релятивистской вселенной, в которой могу следовать тем же принципам гуманизма, что и любой человек? То есть следовать заветам Христа, исторической личности, в которую я полностью верю, несмотря на тот факт, что в современных философских кругах вера в него считается устаревшей. Но какое мне дело до моды, теперь, в моем новом исключительном и часто просветленном воплощении?"
Она посмотрела на меня.
— Что скажешь?
— Что ж… Мне кажется, ты мало затронула тему "вопроса моды". Я думаю, тебе следует глубже рассмотреть вопрос моды и сделать более основательным финал. Возможно, стоит опереться на твое слишком лаконичное заявление, что ты веришь в Христа. И тебе следует чаще оперировать словами "исключительный" и "просветленный". И, конечно, слово "наградил" использовано неправильно.
— Круто!
Она выскочила из комнаты.
Естественно, дверь за собой она не закрыла.
Я пошел за ней.
Она уже стучала по клавиатуре, компьютер гудел на одном из моих столов времен Людовика XV; ее рыжие брови были нахмурены, а зеленые глаза прикованы к монитору, когда я занял свою позицию со скрещенными на груди руками и воззрился на нее.
— Да, что, Возлюбленный босс? — спросила она не переставая щелкать по клавишам.
Квинн уютно вытянулся на кровати и гипнотизировал балдахин.
Вся квартира была наполнена кроватями с балдахинами. Впрочем, а как иначе? Все-таки шесть спален, по три с каждой из сторон.
— Позвони Ровен Мэйфейр и скажи ей, что с тобой все в порядке. Как ты считаешь? Можешь это устроить? Женщина страдает.
— Облом! — клакити-клак.
— Мона, если ты действительно можешь это организовать, чтобы их успокоить… Михаэль страдает.
Она резко взглянула на меня и застыла.
Потом, не сводя с меня глаз, она схватила телефон, стоящий на столе справа, и так быстро набрала большим пальцем номер, что я не смог отследить движения.
Ох уж это поколение с их телефонами, снабженными кнопками. Подумаешь! Я могу выписывать пером такие завитушки, что не поверите, посмотрел бы я, как бы она справилась. И я никогда не пачкал пергамент чернилами.
— Да, Ровен, это Мона. — Истерический вскрик на другом конце провода. Мона напирает: — Со мной все в порядке. Я тут болтаюсь с Квинном. Погоди, не волнуйся обо мне. Мне намного лучше. Абсолютно. — Следует шторм конкретных вопросов. Мона его пресекает: — Ровен, слушай, я чувствую себя отлично. Да, это подобно чуду. Вроде того, что я позвоню тебе позже. Нет, нет, нет, — она напирает снова, — на мне одежда тетушки Куин, все идеально подходит. И ее туфли, действительно круто, будто у нее тонны этих туфель на высоких каблуках, да, и я никогда не носила такую обувь. Да, хорошо, нет, нет, нет, прекрати это, Ровен, и Квинн хочет, чтобы я их носила. Они современные и новые, действительно потрясающие. Люблю тебя. Люблю Михаэля и всех. Пока.
Шлепает трубку, кричащую голосом Ровен.
— Итак, это сделано, — сказал я. — Я действительно оценил твои усилия. — Я пожал плечами.
Она сидела с белым лицом — кровь схлынула с ее щек, и смотрела в пространство.
Я чувствовал себя задирой. Я был задирой. Я всегда был задирой. Все, кто меня знает, считают меня задирой. Кроме, наверное, Квинна.
Квинн сел на кровати.
— Что случилось, Офелия, — спросил он.
— Ты знаешь, я должна идти к ним, — сказала она, наморщив бровки. — У меня нет выбора.
— Что ты хочешь сказать? — спросил я. — Они только хотят развязать себе руки. Да, теперь, бесспорно, их руки еще крепче связаны.
— Нет, нет, нет, — сказала она. — Ради себя самой.
Ее голос и ее лицо внезапно стали безжалостными.
— Ради того, что я должна выяснить, — закончила она холодно, задрожав, будто в комнату ворвался ветер. — Я знаю, что она лгала мне. Лгала годами. Мне страшно подумать, как много она нагородила лжи. Я хочу заставить ее все мне рассказать.
— Это было ошибкой с моей стороны заставлять тебя говорить с ней? — спросил я.
— Офелия, — сказал Квинн. — Не торопи время. Теперь оно в твоем распоряжении.
— Нет, это должно было произойти, ты был прав, — сказала она мне. Но она дрожала. В ее глазах стояли слезы.
Сверхъестественные эмоции.
— Речь идет о женщине-дитя, — сказал я вполголоса. Мог ли я уже показать все Квинну? Что я видел: ее монстроидного отпрыска?
— Моя куколка, — сказал я, — нужны ли нам теперь секреты?
— Ты можешь рассказать ему, — сказала она, стараясь не расплакаться. — Господи! Я… Я хочу найти их! Если она знает, где они, если она скрывает это от меня…
Квинн наблюдал происходящее, держа мысли при себе. Но годы назад она говорила ему, что у нее был ребенок, и что она была вынуждена от него отказаться. Она объясняла, что произошла какая-то мутация. Но никогда не вдавалась в подробности.
В итоге и я увидел лишь взрослую женщину, которая явно не была человеком. Нечто чудовищное, вроде нас самих.
— Ты не хочешь рассказать нам все подробно? — нежно спросил я.
— Не сейчас, я не готова, нет, пока нет. — Она всхлипнула. — Я ненавижу это. Все, что с этим связано.
— Я лишь видел Ровен Мэйфейр, — сказал я. — Я видел ее в Обители Таламаски. С ней явно было что-то не так.
— Ну, естественно, с ней что-то было не так, — сказала она с некоторым раздражением. — Мне без разницы, что с ней произошло, когда она меня увидела. Так она видит нечто, не вызывающее в ней человеческих эмоций. Мне какое дело? Я не собираюсь жить с ней, как Квинн живет со своей семьей. Теперь я это понимаю. Это невозможно. Я не могу, как Квинн. Мне нужно законное имя. Мне нужны какие-то деньги…
