ЧЕЛСИ ЯРБРО - «КРОВАВЫЕ ИГРЫ»
Сен-Жермен сбросил красный плащ и шляпу у входа в лавку, где продавались хлебцы с колбасками, зная, что это не привлечет внимания, ибо тут всегда толпилось много солдат. Потом он пошел вверх по Авентину, обходя храм Юноны и направляясь в сторону богатых кварталов, лепившихся к гребню холма. Теперь его темное персидское одеяние сливалось с ночной темнотой, а мягкая поступь была почти не слышна.
У дома Корнелия Юста Силия он взобрался на старое дерево, потом по длинной и прочной ветке перешел через высокую стену и замер в недвижности, прислушиваясь к разговору рабов. Они вычищали конюшни, и речь их представляла собой странную смесь обиходной латыни с диалектами римской Африки. суля по доносившимся звукам, конюхи понемногу прикладывались к кувшину с вином. Это занятие наконец так их разгорячило, что они затянули непристойную песенку – без склада и лада, зато очень громко и вразнобой.
Воспользовавшись ситуацией, Сен-Жермен спрыгнул с ветки и благополучно перебежал через двор. Он двигался быстро и вскоре обошел дом кругом, подобравшись к крылу, где находилась спальня Оливии.
Прижавшись на миг к стволу искривленной яблони, он стал оценивать обстановку. Слуха его коснулись тихие вскрики, идущие от окна. Эти звуки пронзили ему сердце: Сен-Жермен узнал голос Оливии. Потом в комнате завозились, что-то упало, раздался еще один вскрик, но его пресек голос Юста, до странности приглушенный.
– Не дергайся! Ну же! Или я прикажу ему высечь тебя!
Сен-Жермен рванулся к окну, но краем глаза заметил, что за кустом возле двери стоит крысовидный раб. Он прянул в тень, проклиная свое положение, не дававшее ему вступиться за женщину, которая с недавнего времени сделалась бесконечно ему дорога.
Ночь прорезали хриплые характерные вздохи, они перешли в гортанные взревывания и оборвались; потом Юст приказал:
– Пошел прочь! Теперь я с ней управлюсь!
В душе Сен-Жермена бушевал тихий ад. Только страх за Оливию заставлял его оставаться на месте. Но его попытка вмешаться в происходящее могла ей дорого обойтись.
Некоторое время спустя дверь распахнулась, на крыльцо вывалился толстобрюхий носатый детина.
Самодовольно отдуваясь, он сказал крысовидному часовому:
– О-о, теперь он не успокоится, пока не развалит ее надвое своей куцей морковкой.- Его хриплый смех был презрительным. Через мгновение носатый грек и крысовидный раб направились по садовой дорожке к конюшням.
Звуки в комнате еще не утихли, но Сен-Жермен уже стоял у стены. Цепляясь за выступы в каменной кладке, он стал подниматься к высокому сводчатому окну.
Юст наконец ушел. Оливия лежала не шевелясь. Яркие равнодушные лампы освещали скомканную постель. Боги, как все это ужасно… Она горестно сморщилась. Юст может быть доволен своим беотийцем, лоно ее ныло от его скотских толчков. Ей хотелось прикрыть ладонями груди, но они тоже болели, покрытые царапинами и синяками.
Легкий шум испугал ее, она встревоженно села. Что это? Юст? Неужели он не насытился? Она прикусила пальцы, чтобы не закричать, и решила, что лучше умрет, чем позволит ему повторить все это еще раз.
Но тайная дверца не шелохнулась. Зато ворохнулись занавески окна. На секунду ей показалось, что сама ночь спрыгнула с подоконника и направилась через комнату к ней.
Сен-Жермен!
Оливия протянула к нему руки, голова у нее пошла кругом. уж не призрак ли это? Почему он молчит? Но призрак заговорил.
– Оливия? – Имя прошелестело, как дуновение ветра.
– Сен-Жермен? – Ее голос был не слышнее. Это ты?
Он взял ее за руки.
– Да, дорогая. Утром я получил записку, и вот я здесь. Что стряслось? Он опять тебя мучил? – Вопрос ее нуждался в ответе.
Она прикрыла глаза
– Да, но… В этом нет ничего нового.- Она сжала ею пальцы.- Я просто устала. Я боюсь, Сен-Жермен… И не знаю, как быть.
– Но твоя семья? – быстро спросил он, вдруг подумав, что это действительно выход. У родичей больше прав и возможностей переменить ее положение, чем у какого-то чужестранца.
– Нет.- Она сглотнула ком, подступивший к горлу. Ей не к кому обратиться, ей некому больше довериться, и записку она написала в приступе жесточайшей депрессии, но теперь стало ясно, как все это глупо. Он тоже ничего не может поделать. Да, собственно говоря, и не будет. Кто она для него? Всего лишь женщина, доставляющая ему удовольствие.
Сен-Жермен понимал, что творится в ее душе, и все же попытался прояснить ситуацию.
– Они ведь тебе не враги. Почему же они не вступаются за тебя?
Она покраснела и вырвала руки.
– Они не могут помочь.
– Не могут, Оливия? Или не хотят? – Он придвинулся ближе.- Почему они это терпят? Ты говорила с отцом?
– Нет, не могу,- выдавила она из себя.
– Хочешь, я поговорю с ним? – Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Нет. Я запрещаю. Он… ни на что не способен. С ним никто не считается. И в первую очередь – Юст.- Она сдержала рыдание. Отец давно начал сдавать, но все хорохорился и учил сыновей философии стоиков, мать призывала дочек к смирению перед невзгодами жизни.
– Юст вел себя так всегда?
– Нет, не всегда, но… Он продает моих рабов! – воскликнула вдруг она.- Я с пятью рабами пришла к нему в дом, а теперь он продает их, заменяя своими.- Голос ее осекся и задрожал.- Он обещал отцу, что они будут со мной и больше года держал обещание. А теперь…- Негодование мешало ей говорить.- Они не его! Они мои! Муж не имеет права лишать жену собственности, даже если он разорится. Этот закон ввел еще Клавдий! Но ему плевать на закон! – Внезапно она поняла, что кричит, и умолкла.- Там кто-то есть?
Сен-Жермен замер, прислушиваясь, и закрыл ей ладонью рот. Они ждали в молчании, но все было тихо.
– Где он обычно прячется?
Она кивнула в сторону потайной дверцы.
– Ты ведь не думаешь, что он там? Он оставил вопрос без ответа.
– Встань и пойди туда, словно ему навстречу. И улыбайся, чтобы он не почуял неладного.- Сен-Жермен скользнул в тень прикроватного полога, когда Оливия поднялась.
Идя через комнату, которая вдруг стала громадной, Оливия вся тряслась, понимая, что сейчас может случиться. Тон Сен-Жермена не оставлял сомнений в участи, уготованной Юсту. Она молила небо, чтобы каморка оказалась пуста.
Боги вняли ее молитвам. В тайной клетушке Юста не оказалось, и наружная дверь была заперта. Из груди женщины вырвался вздох облегчения.
– Никого,- сообщила, вернувшись, она.
Сен-Жермен выскользнул из укрытия. Взгляд его был мрачным.
– Сколько времени все это длится?
– Более года. Поначалу это происходило не часто – поспешила она пояснить, словно это как-то оправдывало поведение Юста- Он умолял меня быть к нему снисходительным и время от времени указывал на мужчину, которого я должна была обольстить. Я делала это, но без всякой охоты.- Оливия смолкла и взглянула на Сен-Жермена, но ничего не смогла прочесть на его бесстрастном лице.- Я думала, это когда-нибудь прекратится или я сумею привыкнуть, но…- Она снова запнулась.- Сегодня ночью он впервые принял в этом участие. Он держал меня за руки… для беотийца- Лицо Оливии побледнело.
