Людмила Белякова - Конец легенды
Беседовали они, сидя за побелевшим от дождей дощатым столиком, некогда, вероятно, служившим полигоном для забивания доминошного «козла». Странно, но столешница и узенькие лавочки были единственными незарисованными, даже некрашеными поверхностями в этом дворике.
– А многие, кто тут начинал, потом в серьезные училища пошли, – улыбнулся Гера, пересаживаясь в тень, – в профессионалы, в дизайн.
– А ты как – думаешь об этом?
– Я – нет. Я финансистом буду. Райтинг – это для души. Хотя рисовал я всегда хорошо. Да это ж никуда от меня не уйдет. Если покатит – да, уйду в профи. Гоген вообще в сорок рисовать начал – и как развернулся!
– А откуда эта потребность – рисовать, да еще с риском получить по шее?
– Это амбиции и самоутверждение. Как подросток может о себе заявить? Сказать, что он обо всем думает? Только так.
«Ну, вообще-то не только так… Но прав очень во многом был тот твой одноклассник – это наша, исконно самецкая, страсть к самоутверждению и, как следствие, к разметке прилежащей территории. Что медведь, что кот, что мужик – все одно», – подумал Андрей, но вслух говорить такого не стал.
Но для проверки предположения все-таки спросил:
– А девочки среди райтеров есть?
– Да почти что и нет. Я лично авторитетных девчонок не знаю. Со своими ребятами ходят, да, а чтобы рисовать реально – этого даже не видел, не скажу. Может, маникюр берегут или одежду.
«Наверное, все-таки угадал. Значит, психологических слоев тут по крайней мере два. Общечеловеческий и типично самецкий».
До того как они все захотели пить и проголодались, Андрей успел узнать кучу интересных вещей и новых слов: что «граффи´ти» – это правильно, но для всех, а «грáффити» – это неправильно, но так говорят все райтеры. Что есть райтеры – не в России пока, но на Западе, – которые продавали свои «стенки» и по шестьсот тысяч евро, и уже есть любители, планомерно коллекционирующие уличную живопись. Что бомберы тоже бывают разные – особо двинутые могут сидеть в засаде на железнодорожной станции по полночи, чтобы вывести свой тэг на вагоне и отправить его таким образом гулять по стране. Что среди молодежи существует и граффити-туризм – путешествие по городам и мероприятиям со встречами и обменом опытом. Что начинающий граффитчик называется чикокером и его попытка нарисовать что-то поверх более квалифицированной картины понимания в тусовке не встретит. Что считается «низким штилем» портить автомашины – разве только брошенные хозяевами. Там, где это правило не соблюдалось, на райтеров объявляли охоту и автоматом страдало все помавающее баллончиками сообщество.
«Частный случай «общественного договора», – отметил про себя Андрей. – Можем, если хотим».
Андрей закончил материал в пятницу утром, отправил привычно гундящего Костика фотографировать лучшие городские граффити. После обеда забежал принять дела загоревший и посвежевший Михал Юрич. Они сидели, обсуждая редакционную политику на остаток лета – продажа в розницу предсказуемо упала, и надо было как-то откорректировать действия и тираж.
– Андрей Викторович, – заговорила местная связь голосом Вали. – Богданова Маргарита просит ее принять… Алё? Вы меня слышите?
– У меня Михал Юрич, вы же знаете, – пытаясь скрыть досаду, ответил Андрей.
– У нее материал, – нерешительно добавила Ваня. – Она очень просит.
– Так возьмите у нее материал сами, Валентина Николаевна, будьте так любезны! А в понедельник Михал Юрич посмотрит.
Валя отключилась, а Андрей будто через дверь увидел Богданову, готовую, как у нее водилось, заплакать не по делу и старательно насилующую при этом добрую Валю. Будто провинившийся и стараясь не смотреть Бороде в глаза, Андрей кое-как закончил обсуждение.
Когда, провожая Михал Юрича, Андрей осторожно выглянул в приемную, посторонних там не было. Рабочий день шел к концу, от души отлегло. До вечера нужно было, на ходу читая женину эсэмэску с телефона, сделать покупки да и отправляться на дачу.
«Так, неделя свободной холостяцкой жизни прошла почти без пользы… Хоть отоспался без Ванькиного трубного гласа. Даже побезобразить времени не нашлось, а? Положительный я – просто противно!»
Утром пораньше надо было отправляться в Лесную Сказку – уважать родственников, любить жену и воспитывать детей.
«До чего респектабельное и предсказуемое существование! А мама боялась, что мне здесь плохо будет», – подумал Андрей, засыпая.
* * *
Андрей решил, что в первый день отпуска имеет полное право поспать, никуда не торопиться, и оказался у поворота на Рязанское шоссе около полудня, когда машин было по максимуму. Кроме того, какой-то торопыга неловко притормозил на последнем городском светофоре… Как следствие, образовавшуюся жесткую спайку из трех машин растаскивали минут сорок. Так что за город Андрей попал к двум часам дня, а на грунтовку, ведущую к лесному поселку, – и вовсе в четвертом часу.
Но вот и тесовая двухэтажечка в конце поселковой улицы, где тротуаром служила заросшая лютиками обочина… Андрей с удивлением увидел, что, резко распахнув калитку, к нему навстречу бежит Анна. Как-то странно она это делала, будто на исходе сил. Андрей притормозил, не доехав до усадьбы десятка метров.
– Андрей, Андрей! Почему твой телефон не отвечает?!
«Ох, черт, я ж забыл его включить! Переполошил жену, недотепа хренов!»
Анна была уже в пяти шагах от машины, он увидел растрепанные, чуть ли не вставшие дыбом светлые волосы, искаженное лицо… Его невключенный телефон вряд ли мог ее так расстроить… Вчера вечером они обо всем прекрасно договорились, и что…
Чувствуя, как болезненный спазм сжимает диафрагму, Андрей поспешно вылез из салона, успел подхватить Анну, буквально свалившуюся ему на руки.
– Господи, Аня, да что стряслось-то?
Что-то внутри него подумало: что-то с родителями. Отец у нее сердечник…
– Дети, дети!.. Маша, Ванечка…
– Да что с ними! Ань, ну по порядку! Ань!
– Они пропали! Пропали! Я только на минуту… и коляска! Она пропала!
Ноги у Андрея обмякли, и Анна при всей ее миниатюрности стала немыслимо тяжелой. Андрею пришлось присесть на капот, чтобы не уронить жену и не рухнуть самому.
– Так, Ань, давай чуть-чуть успокоимся… Может, чья-то дурацкая шутка? Ну откатили ее… Сейчас найдем!
– Да нет, папа весь поселок обегал… Нет коляски!.. Только на минуту в дом вернулась, а ее нет…
Андрей с огромным трудом вдохнул, задержал дыхание и выдохнул. Стало чуть легче, хотя бы физически. Анна тихо плакала у него на плече.
– Так, Аня, давай еще раз и по порядку.
– Прости меня, Андрюшик, прости!
– Да не о том сейчас надо, Анечка… Когда коляска пропала? Сколько времени прошло?