Анна Железникова - Самая страшная книга 2016 (сборник)
Яркий стальной блик вспыхнул среди темных силуэтов. Рывком высвободилось скрытое в трости лезвие, длинное и тонкое. Теперь в руках Атанасиуса было два оружия – шпажный клинок и жесткие, прямые ножны со стальным навершием. Со свистом рассекая воздух, клинок вошел в грудь одной из теней.
От жуткого вопля заложило уши. Ангелика со стоном упала на колени, Шафранек обхватил голову руками и раскрыл рот, словно пытаясь своим криком перекрыть крик чудовища. Атанасиус рывком высвободил оружие, из раны мощным потоком ударила темная слизь. Тень попыталась зажать руками рану, медленно, словно сдувающийся каучуковый шар, оседая на землю. Одновременно другая тень ударила юношу сбоку, и тот едва успел парировать удар ножнами, одновременно прыгнув вперед. Колдун, все еще бормотавший заклинания, отступил на шаг. Атанасиус в последнюю секунду ушел от удара сзади. Теперь его и колдуна разделяла всего пара футов. Тени бросились за ним. Они все еще двигались рваными скачками, от которых кровь стыла в жилах. Раненая тварь почти ушла в землю – на ее месте остался только мерно бурлящий горб, похожий на ком гнилостной слизи.
Голос колдуна перешел в крик, надрывный и истерический. Он рвал связки вербальными формулами, и каждая жуткой болью отдавалась в костях черепа. Тени ускорились, навалились на Атанасиуса, почти целиком скрыв его чернотой своей плоти. Новые монстры, еще более искаженные, похожие на больных, исхудалых волков, выступили из темных углов. Огонь свечей разгорелся, из желтого становясь оранжевым, потом – красным. Комнату сковал мороз, и Ангелика ощутила, как иней покрывает ее кожу, тонкие, острые иглы вырастают на ткани платья. Сквозь шипящий вой теней, сквозь истошные выкрики колдуна, послышался треск ткани, а с ним – скрип раздираемой жести. Шафранек, вжавшись в стену, с ужасом наблюдал разворачивающееся действо.
Жуткий, многоголосый вой оглушил Ангелику. Тени, бесформенной кучей накрывшие Атанасиуса, вдруг разлетелись, словно от взрыва, несколько их осело на пол, исторгая из страшных ран потоки черной, вязкой жижи. Серый плащ казался ослепительно-серебряным на фоне блеклой черноты монструозной плоти – он появился в этом месиве, размытый от непрерывного движения. Свистящая сталь клинка безошибочно находила жертву за жертвой. Удары полосовали плоть, срезая огромные куски, отсекая конечности. Ножны оглушали и отталкивали тех, кто пытался подобраться с фланга. Конвульсирующее месиво закрыло пол, впитываясь в него, словно разлитая нефть.
Но теперь тактика Атанасиуса изменилась – он более не нападал на колдуна. Резкими, точными взмахами он прокладывал себе дорогу к связанной Анежке. Несмотря на то что их разделяло не более пяти шагов, этот путь дался ему с трудом. Его плащ был изорван когтями и залит черным ихором чудовищ. Наконец, последним ударом пробив череп огромного теневого пса, он срезал петлю с кольца и левой рукой подхватил девочку на плечо.
Врагов почти не осталось – большая часть из них уже обратилась в бурлящие сгустки слизи, покрывшие пол почти по щиколотку. Те два человека, что лежали на полу, тоже исчезли, словно болотная тьма засосала и растворила их. Только колдун еще стоял, ни на минуту не прерывая своих инкантаций. В комнате осталось лишь три или четыре уже раненых монстра.
Ритмика криков колдуна изменилась – он начал новое заклинание. Темное болото под ногами вдруг ожило – бурление его усилилось, огромные пузыри начали подниматься и лопаться, испуская зловонные пары. В голове зашумело, перед глазами поплыли мутные пятна. Шафранек попятился из комнаты, закрывая рукавом лицо. Ангелика, наоборот, бросилась к Атанасиусу, к дочери…
Слизь под ногами сковывала движения. Ступни, попав в ее плен, отказывались подниматься, их с неудержимой силой тянуло вниз. Ангелика видела, что ноги юноши тоже тонут в этой мерзости. Она принимала форму ужасных оплывших лап, которые тянулись вверх, мягкими, отвратительно искаженными пальцами цеплялись за одежду. Клинок точными, хирургическими движениями рассекал их, и каждый новый шаг требовал нескольких выверенных ударов. До дверей остается три шага, два…
Рука Атанасиуса обхватила Ангелику за талию, рывком высвобождая из болотного плена. Головокружение, разом накатившее на нее, на мгновение лишило ее чувства реальности, все что она ощущала – это сжимающая ее рука Атанасиуса. Сильная и твердая.
Когда зрение прояснилось, Ангелика обнаружила, что они уже наверху – в затхлых коридорах без окон. Рассохшиеся доски пола отчаянно скрипели, от тяжелых шагов из щелей поднималась пыльная труха.
– Вы можете идти? – Голос Атанасиуса, ровный и невозмутимый, заставил Ангелику вздрогнуть.
– Да… да, конечно.
Он поставил ее на пол, несколько шагов поддерживая под локоть. Ноги женщины слегка дрожали, но вскоре она справилась со слабостью. Девочка все еще лежала на плече Атанасиуса, неподвижная и безвольно обвисшая. Пронзенная страхом, мать коснулась ее. Кожа Анежки была холодна, как лед…
– Она жива, – тут же произнес Атанасиус. – Много сонного яда в крови.
Они вышли на улицу. В контрастно ярком свете луны Ангелика смогла рассмотреть свою дочь – и ее спасителя.
Да, это была Анежка – впрочем, в этом женщина не сомневалась ни на секунду, с самого начала. Материнское сердце редко ошибается в такие минуты. Но вот Атанасиус…
Битва тяжело далась ему. Плащ превратился в лохмотья, покрытые отвратительной субстанцией, источающей резкий гнилостный смрад. Треуголку он потерял, снежно-белые волосы, заплетенные сзади в тонкую косичку, были теперь запятнаны и всклокочены. На лице виднелись глубокие рваные царапины… но крови не было. Они больше походили на разрывы в картоне или в чем-то настолько же жестком.
– Вы… ранены, – произнесла Ангелика с запинкой. – Вам нужна помощь.
– В этом нет необходимости.
Женщина взглянула на Шафранека. Тот молчал – кажется, его все еще сковывал шок от произошедшего.
Они вышли на Старосинагогальную. Здесь Атанасиус остановился, вопросительно взглянув на старшего товарища. Ангелика видела страшные раны у него на груди – огромные и рваные, но не запятнанные даже следом крови. Только слабый металлический блеск можно было различить в глубине, когда лунный луч попадал на рану.
– К Таубеншлагу, – коротко проговорил Шафранек. – Нужно привести девочку в чувство.
Они продолжили путь. Нафталий был мрачен. Казалось, его терзали сомнения, которые он не мог – или не решался – выразить.
Ангелика не помнила, как они добирались до места. Единственное, что могла сказать уверенно, – что было оно за пределами Йозефова. Небольшая вывеска у дверей двухэтажного дома, узкого и плотно зажатого между другими, на улице такой же узкой и извилистой, как и улицы гетто. На стук долго никто не отзывался, но потом, наконец, в окне мелькнул огонек свечи – и двери открылись.
