Александр Анин - Миллион миллионов, или За колёсиком
Он так и говорит:
– Ничего я там не вижу.
– Теперь внимание.
Хозяин тщательно поправляет цепь на себе, потом на Мхове.
И протягивает руку с паспортом к поверхности стекла.
Действительно интересно. Отражения руки не видать. Как и раньше, там не отражается ничего… кроме паспорта. Бруно Брунович листает паспорт перед «зеркалом», Мхов отлично видит отражение каждой страницы документа. И – ничего кроме этого.
– Ну что, а?!
Старик, похоже, сильно увлёкся своим фокусом, так и сяк вертит паспорт перед «зеркалом», кривит рот, подмигивает.
– Ну, как вам это?!
«Да никак», – хочет сказать Мхов, но не успевает.
«Зеркало» гулко лопается, на поверхности возникает кривая чёрная трещина, в грудь Мхову, вернее, в цепь на его груди, ударяются сотни невидимых молоточков.
С десяток секунд длится оглушительный перезвон, сыпятся ослепительные синие искры.
Комната в глазах Мхова начинает судорожно дёргаться, так бывает, когда в киноаппарате рвется плёнка.
Экран телевизора «Панасоник» сам по себе расцвечивается яркими всполохами, сквозь которые пробиваются длинные столбцы японских иероглифов.
А на кухне протяжно и страшно воет Амба.
Когда всё кончается, на хозяина страшно смотреть. За эти секунды его лицо почернело, свернулось, он словно постарел лет на двадцать, в его глазах стынет смертельный ужас.
– Передержал… передержал… как же это… – еле шепчет он.
Мхов чувствует, что ещё немного и самому ему останется свалиться на пол и забиться в истерике.
– Ты чё, дед?! – в ярости шипит он.
– Не спрашивайте… – хозяин в панике машет рукой с зажатым в ней паспортом, – я не знаю… вы не…
– Паспорт, отдай, паспорт! – подступает к нему Мхов.
– Нет! Вы не понимаете! – вдруг вскрикивает Бруно Брунович, пряча паспорт за спину.
Собака на кухне уже не воет, она тихо скулит, забившись под стол.
Мхов одним движением вырывает из-за пояса пистолет, направляет дуло прямо в лоб старику.
– Паспорт! – приказывает он. – Считаю до одного!
Хозяин неожиданно успокаивается.
– Хорошо, – быстро говорит он. – Хорошо, хорошо, уберите пистолет.
Мхов опускает оружие.
– Сейчас, теперь уже… Одну секунду.
Мхов ждёт.
Бруно Брунович кладёт паспорт на стол перед собой, сосредотачивается и, листая документ левой рукой, указательным пальцем правой быстро чертит на каждой странице какие-то непонятные символы.
Мхов угрюмо следит за его манипуляциями.
Наконец, старик добирается до последней страницы, закрывает паспорт и протягивает его Мхову.
– Выхожу, – говорит Мхов в трубку связи с охраной.
Уже выпустив Мхова из квартиры и, глядя на него, ожидающего на пару с охранником лифт, Бруно Брунович вдруг устало говорит:
– Послушайте меня. Бросайте всё. Всё, что с этим связано. Уезжайте отсюда. Всё равно куда. Только быстрее.
«И этот туда же», – устало думает Мхов.
– Ещё кто-нибудь, кто-нибудь ещё, к кому-нибудь, кроме меня, вы обращались, с этим паспортом?.. – невнятно бубнит Бруно Брунович, но двери лифта уже смыкаются за спиной у Мхова.
Выйдя из подъезда и приближаясь к машине, он сует руку во внутренний карман пиджака, где лежит злополучный паспорт. Но никакого паспорта там нет. А есть что-то холодное, липкое, податливо лопающееся при первом же прикосновении. Помертвев от отвращения, Мхов выдёргивает ладонь наружу.
Густая, вонючая, чёрно-бурая дрянь обильно стекает по пальцам, неровными кляксами шлёпается на асфальт. Мхов чувствует, что близок к помешательству. Он поднимает глаза и видит в окне четвёртого этажа землистое лицо. Бруно Брунович стоит, прижав ладони к груди. Он часто кивает головой, его губы шевелятся. Мхов разбирает: «Простите меня».Шестой день, пятница
Проснувшись утром, Мхов неохотно завтракает, отдаёт последние распоряжения по поводу вечернего приёма, поднимается к себе в кабинет, заваливается на диван.
Он в который раз прокручивает в голове происшедшее вчера на Комсомольском проспекте, силится понять, что же это всё-таки было и как к этому относиться. Информации у него ничтожно мало, но, если её внимательно проанализировать с учётом всего виденного и слышанного, можно составить общую картину, пусть даже на уровне догадок и предположений.
Мхов встаёт с дивана, садится к столу, включает компьютер. У него давно выработалась привычка в особо сложных случаях размышлять «письменно», облекая мысли в некое подобие литературной формы. Он ещё некоторое время думает, уставясь в белое поле вордовского редактора, потом придвигает к себе клавиатуру и быстро, почти без пауз, пишет:
«1. Не нужно быть знатоком физики, химии и прочих естественных дисциплин, чтобы догадаться, что виденное мной вчера не очень-то укладывается в привычные представления о поведении земных вещей и явлений. А это значит, что можно предположить за всем этим наличие действительно потусторонних воздействий.
2. Совершенно понятно, что именно паспорт господина Позарезского явился несомненным центром рассматриваемых событий. Из чего вытекает: паспорт, а, скорее всего, и сам господин Позарезский, имеют непосредственное отношение к чему-то потустороннему.
3. Из поведения хозяина квартиры явствует, что проникновение в это что-то представляет собой серьёзную опасность для того, кто на это решится.
4. Говоря об опасности, следует учитывать возможность её условной глобальности; в качестве причины того, что паспорт подвергся уничтожению вполне можно предположить желание Б.Б. предотвратить саму возможность дальнейших попыток так или иначе манипулировать опасным предметом. Ведь если бы я продолжил копать в данном направлении, то рано или поздно мог выйти на специалиста, который бы согласился попробовать раскрыть тайну Позарезского и К°. Что, вероятно, по мысли гэбэшного колдуна, способно было инициировать неконтролируемое проникновение в этот мир чего-то для него крайне неприятного извне.
5. Но если допустить, что последнее предположение верно, то придётся признать, что сейчас, скорее всего, происходит проникновение условно контролируемое, для мира не столь явно губительное, но для меня опасное».
Мхов внимательно читает написанное, заменяет слово «уничтожению» словом «нейтрализации», читает ещё раз. Потом, скривившись, выделяет набранный текст через опцию select all и «убивает» написанное акцентированным ударом по клавише delete.
«Бред какой-то, – думает Мхов. – Ну а если и не бред, то к кому со всем этим идти? К Супу, что ли? Вор чётко сказал, разобраться. Ну, приду, здрасти, разобрался. Так, мол, и так, есть мнение, что в рамках некоего мирозданческого наезда происходит увод бабок из нашего с вами, уважаемый Николай Иваныч, бизнеса. Короче, ау, Голливуд! есть работа для агента Малдера и агента Скалли».
