Алексей Тарасенко - Бедный Енох
— Ваша просьба принята — сказал мне этот странный прохожий, которого тогда я видел первый и последний раз в своей жизни.
— Что вы говорите? — будто не расслышав, стал переспрашивать его я, и только тогда, когда он, резко вдруг повернувшись ко мне спиной зашагал прочь, я как будто понял, что он мне сказал.
Немного помявшись и потоптавшись на месте я было бросился вдогонку за этим незнакомцем, но он, незадолго до этого свернув за угол рядом стоящего дома — исчез. Просто как будто испарился.
Тогда присвистнув от удивления, я вернулся на перекресток.
ГЛАВА I.VIII
Итак, я снова в кабинете у Приятеля Сартакова — он спешит, дергается слегка, видно, что ему уже бежать нужно.
Завидев меня, он запричитал:
— Андрей-Андрей-Андрей-Андрей! Быстро! — я подхожу к его столу, он же, присев на краешек своего огромного кресла начинает мне быстро что-то писать на клочке бумаги:
— Вот тебе! Тут — номер кабинета, куда надо зайти, там тебе дадут все контакты Льнявого — обзвони их всех! Достань его! Если будет нужно — езжай на место — но поймай! Он сейчас то в Останкино, то у себя в редакции, то на радиостанциях разных, то в Патриотической Службе Новостей, то в Голосе Столицы — в общем, я бы на твоем месте упал бы, но не смог. А тебе смочь очень надо!
Кроме того, мне дают (даже!) денег:
— Вот. Если он где будет на гулянке, чтобы, если что, ты нищебродием не выглядел! Потом расскажешь — куда сколько потратил.
Я спрашиваю, насколько вольно я могу тратить выделенную мне сумму.
— На дело, Андрюш, на дело трать…
— А, например, пообедать мне — будет считаться делом?
— Ну да…
— Чеки брать?
— Нет. Ну… чего ты так!
— Но отчитаться?
— Ну… не знаю, посмотрим. Ты только не говори так, будто имеешь дело с огромной суммой! — Приятель Сартакова засмеялся — это же тебе на карманы! — слово «карманы» он растянул — шалость. Тем более — бюджетные! Кто их считает-то, по нынешним-то временам?
Напоследок Приятель Саратквоа пишет мне на еще одном маленьком листке бумаги несколько телефонных номеров недругов Льнявого — на всякий случай.
Я благодарю и выхожу из кабинета, на прощание пожав Приятелю Сартакова руку и пожелав удачи в африканской миссии:
— Да уж, ответил он мне — в Африке, знаешь ли, удача зависит от количества стволов. А у нас их предостаточно!
* * *Отчитываясь Виктору Петровичу обо всех этих событиях — а фактически просто сообщая ему, что у меня поручение и его нужно срочно выполнять, ловлю на себе одобрительные взгляды старичков, вдруг собравшиеся рядом с нами небольшой группкой:
— Молодец, Андрюха — не знаю кому, друг другу, или мне говорят они — давай-давай, начинай работать по-серьезному!
Виктор Петрович говорит мне, что с Льнявым мне придется поднапрячься:
— С ним все время проблемы. Когда он нужен — его просто днем с огнем не сыщешь. Когда же нет — лезет, куда не просят, особенно к важным людям на разных фуршетах-банкетах, сам понимаешь, в каком состоянии. Слава богу, что безобидный, когда выпьет. Не с кулаками лезет. А то б давно чья-нибудь охрана уже пристукнула.
— Не понимаю только одного — говорю тогда я — почему его одержат, если он такой супчик?
— Не, ну… что ты, Андрей! Он же золото, а не парень! То, что иногда каждый день немножко много выпивает — так это ж не лишает же его таланта! А журналист он талантливый. Да еще и трепом своим вывел сам себя в самые что ни на есть авторитетные «аналитики».
— Хм…
— Ну, то есть если тебе его нужно достать — тогда начинай этим заниматься немедленно, временно забей на тринадцатый зал.
* * *Итак, вначале я захожу в отдел, где мне распечатывают контакты Льнявого. Затем я возвращаюсь в архив.
Немедленно начав обзванивать все многочисленные контакты Льнявого, сразу после того, как я оказываюсь вновь на своем рабочем месте, я, тем не менее, не продвигаюсь ни на йоту даже за два часа. Не помогает даже то, что я из Комитета.
Некоторые же знакомые Льнявого, напротив, впечатление такое, будто специально умалчивают, зная о его местоположении. Они мычат, урчат, «экают» и «бекают», но где этот Льнявого для меня остается тайной за семью печатями.
— Ну вас к ляду! — в конце концов говорю я, отправляясь, если уж мне выделили бюджетных средств (правда, мало) пообедать за «счет работодателей» — то есть налогоплательщиков в ближайший ресторанчик.
* * *Но даже там, за обедом, тем не менее, я не нахожу себе покоя, продолжая обзванивать всех, кто хоть как-то знаком с Льнявым.
«Льнявый выстроит структуру Первой Кнопки более правильно — вспоминаю я слова Приятеля Сартакова, все более проникаясь важностью порученной мне миссии — он, с одной стороны, сможет изобразить демократичность наших СМИ, и покритикует, правда корректно, когда надо хоть Премьера, хоть Президента, с другой стороны, он никогда не перегнет в этом деле палку, не запустит «утку», и уж точно не перейдет на другую сторону!».
«Он умеет говорить долго, занудно, заумно — и при этом фактически ничего не сказать — тут же приходят на память мне слова уже самого Сартакова — учись, Андрей, пока такие динозавры сами не свели себя в могилу!»
* * *Где-то же к четырем часам дня меня охватывает легкая паника, потому как я понимаю, что продвигаясь такими темпами я достану Льнявого разве что в следующем десятилетии.
Рассчитывать на чью-то помощь не приходится, потому как Сартаков со своим Приятелем уже отбыли в Африку, и, скорей всего, уже находятся на полпути к месту назначения.
* * *Но тут мне везет. Я несколько укоряю себя, что сразу об этом не догадался, хотя и мог. Итак, я начинаю звонить по контактам недругов Льнявого, которые, кто очень деликатно, а кто и с большой радостью в голосе сдают мне его с потрохами.
Так вот, главные места Льнявого, оказывается, это московские рестораны, и, слава богу, их не так много:
— Да что вы! — слышу я голос на том конце «провода» — у него уже полгода одно предпочтение — «Мозамбик»!
— «Мозамбик»? а мне вот сказали, что «Кастро» — это клуб такой…
— Да знаю я!
— И еще… «Лев Толстой»…
— Да… это было. Но теперь эти места — его старые любови, где он зависал надолго раньше, для него закрыты, потому как он там устраивал дебоши. В «Кастро» так он вообще обеденным ножом продырявил барабаны на сцене — прямо во время концерта одной питерской группы — их музыка ему не понравилась. «Питер-Йу», по-моему, назывались они…
— Ясно. То есть он теперь в «Мозамбике» — не скажите, как часто?
