Виктор Точинов - Пасть
– Да нет, при чем тут это… Где, когда и как уйти из жизни – сугубо личное дело каждого. Одним нравится цепляться до конца, до прогнивших насквозь внутренностей, до вставных челюстей, до капельницы в вене и подкладной утки в кровати… Другие предпочитают добровольно избавиться от таких прелестей. Но мы жалеем или осуждаем почему-то только вторых…
– Тогда почему слабак и дурак?
– Потому что делал – не понимая, что делает. А когда понял – испугался и застрелился. Но вся беда в том, что на самом-то деле он опять ничего понял. Просто поменял плюсы на минусы, объявил для себя научным преступлением то, что считал вчера научным подвигом… Объявил – осудил – привел в исполнение. Тяп-ляп и готово – как Тройка в тридцать седьмом. Дело шитое, обвинения облыжные, обжалованию не подлежит. Интеллигент, б… не может жить с камнем на совести…
Эскулап фыркнул возмущенно, хлопнул еще мензурку, засмолил беломорину – себя он к интеллигенции не относил ни в коем разе.
– А камня-то и не было? – Вопрос Капитана определенно отдавал провокацией, но он надеялся, что несколько уже разомлевший Эскулап клюнет. Так и вышло.
– Какой камень, Дима, какой камень? (Капитан поморщился, только Эскулап постоянно нарушал инструкцию: не употреблять настоящих имен даже в частных разговорах.) Какой, к черту, камень? Разве что на могилке поставит благодарная Контора… Типичная болезнь сопливых интеллигентов – радеть за все человечество. Не спрашивая, не интересуясь необходимостью этого радения – исключительно по собственному разумению: Согласно собственному истолкованию общечеловеческих ценностей… Абстрактный гуманизм – страшная штука. Страшная именно своей абстрактностью. Общечеловечностью. Гуманисты с пеной у рта вопят об отмене смертной казни – вообще, всем сразу. А если их дочь изнасилуют и убьют в подъезде, кричат с той же убежденностью: распните! казните! убейте его! он уже не человек! – и при этом остаются гуманистами. Просто этот убийца – не человек, а животное. Витя сделал маленькое допущение: роющиеся по помойкам кандидаты в объекты потеряли право называться людьми. И их допустимо с чистой совестью пустить на опыты – во благо всего, разумеется, человечества… Ты как к экологам относишься? – неожиданно сменил тему Эскулап.
– К экологам? Ну-у-у… – К экологам Капитан себя никак не относил. Но и против них, собственно, ничего не имел.
– Другая форма той же болезни: радеть за все человечество. Придурки…
– Ну почему же… – вступился за сторонников зеленого мира Капитан, чувствуя, как привычная четкость мысли растворяется в мозголомном зелье. – Они не только человечество… они и лес, и животных всяких. Всю, как ее там… всю биосферу защищают,.
– Что ты знаешь за биосферу, мальчик? Стоит ли употреблять термины, совсем неизвестные? – Эскулап пожал плечами и осмотрел свою мензурку, презрительно скривив губы.
Тяжело поднялся, подошел к стеклянному шкафу, вернулся с мерным стаканом емкостью не меньше литра. И дальнейший разговор продолжал, прихлебывая эликсир веселья из новой тары – впрочем, на связности его речи выпитое никак не отражалось. Капитан и не пытался за ним угнаться, все реже наполняя свою мензурку.
– Биосфера, херр гауптман, это, говоря совсем упрощенно, – совокупность всех живых видов, копошащихся на нашем шарике. Йес? Так вот, из миллионов и миллионов известных науке видов активное копошение продолжают меньше трех процентов. Остальные – вымершие. Окаменелости. Отпечатки в каменноугольных слоях. И дело совсем не в том, что одни виды постепенно сменяют друг друга, как волосы на голове здорового человека, поддерживая какое-то оптимальное количество. Черта с два! Сто миллионов лет назад многообразие и животных, и растений было гораздо больше – на порядок больше. Шарик ускоренно лысеет – и со лба, и с затылка. И человек к этому абсолютно непричастен, процесс начался задолго до его появления… Ну-ка, простенький вопрос на засыпку по биологии: какие виды появились за последние сорок тысяч лет, а? Список исчезнувших занимает несколько томов…
Капитан не захотел засыпаться на детском вопросе:
– Ну, собаки разных там пород… Лошади, коровы, куры… постоянно ведь какие-то новые виды выводят… Растения, опять же…
– Ерунда! – решительно пресек его дилетантские потуги Эскулап. – С биологической точки зрения какой-нибудь свежевыведенный питбуль все тот же старый добрый канус вульгарус – собака обыкновенная. Обычные девиации в рамках стабильного вида. Такую шутку, говоря откровенно, можно сыграть и с человеком. Отобрать энное число людей… ну, скажем, с длинными носами. И мягко говоря, грубо выражаясь – скрестить. Потом отобрать са-мых носатых детишек – и опять скрестить. Нам финала опыта, понятно, не дождаться, у людей половая зрелость наступает чуть позже, чем у мушек-дрозофил, – но наши последователи через несколько поколений получат генерацию с такими наследственно-закрепленными шнобелями, что сам Сирано де Бержерак в гробу завертится. Но говорить о новом виде, о хомо буратинус, не имеет смысла – генетически это те же люди. Просто с длинным носом. Можно, кстати, поэкспериментировать и с длиной какого другого органа… – Эскулап ухмыльнулся, не оставляя сомнений, что за орган он подразумевает. И снова наполнил свой опустевший стаканище.
Капитан уже потерял нить разговора, беспорядочно скакавшего от экологии к выведению людей-долгоносиков, и ему хотелось побыстрее вернуться к смерти Доктора. Но по непонятной самому причине, может, чисто из алкогольного упрямства, он продолжил спор с Эскулапом:
– А вирусы? Каждый год новый грипп появляется… А СПИД? Да и мы сами тут…
– А кто сказал, что вирусы – живые-существа? Вопрос крайне спорный… Есть такое старое определение: жизнь – способ существования белковых тел. Белковых! Не гипотетических кремнийорганических существ, не самообучающихся компьютерных систем, не сгустков организованной высокотемпературной плазмы. И не вирусов! Недаром компьютерные программы-вредители прозвали вирусами – способ действия тот же, – только носителем программы является не магнитный диск, а сложно закрученная молекула РНК. И от ее действия нарушается жизненная программа клетки, а не компьютера. А потом клетка (или компьютер) начинает плодить новые вирусы. Основное свойство жизни – способность к размножению. Вирусы, и те, и другие, сами размножиться не могут. Кристаллы, к примеру, тоже «размножаются» похожим способом – на более низком уровне молекулярных взаимодействий. Но их никто живыми не называет…
Капитан, честно говоря, устал от затянувшейся лекции по биологии. И решил кивать, соглашаясь со всеми доводами Эскулапа. А тот уже не мог остановиться:
![Мария Сакрытина - По ту сторону клетки [СИ]](/uploads/posts/books/2810/2810.jpg)
