Стивен Кинг - Тот, кто хочет выжить (сборник)
Жена писателя подала ему сигарету.
– В конце концов, – продолжил редактор, доставая «Ронсон», – все признаки его идефикс никуда не исчезли. Дом без телефона и электричества. Все настенные розетки Рег закрыл фольгой. Он по-прежнему клал еду в пишущую машинку так же регулярно, как и в миску для щенка. Их соседи-студенты считали его отличным парнем, но они не видели, как он из страха перед радиацией надевает по утрам резиновые перчатки, чтобы взять с крыльца газету. Они не слышали, как Рег стонет во сне, и им не приходилось успокаивать его, когда он просыпается посреди ночи от кошмарных видений, тут же исчезающих из памяти.
– Ты, моя дорогая, – произнес редактор, поворачиваясь к жене писателя, – наверное, задаешься вопросом, почему она не ушла от него? Хотя ты не высказывалась, такой вопрос все-таки у тебя возник. Я прав?
Она кивнула.
– Я не стану читать вам длинный доклад о ее мотивациях. У правдивых историй есть очень удобное свойство: достаточно рассказать, что случилось, а решать вопрос почему можно предоставить самим слушателям. Как правило, вообще никто не знает, почему что-то случается, особенно те, кто утверждает, что знают.
Но в селективном восприятии Джейн Торп все действительно выглядело гораздо лучше. Она договорилась с темнокожей среднего возраста женщиной насчет работы по дому, потом решилась на более или менее откровенный разговор о странностях своего мужа. Женщина, которую звали Гертруда Рулин, рассмеялась и сказала, что ей приходилось работать у людей и гораздо более странного поведения. Первую неделю после того, как Рулин приступила к своим обязанностям, Джейн провела примерно так же, как и первый визит к живущим по соседству молодым людям, – в ожидании какого-нибудь дикого взрыва. Но Рег очаровал прислугу с такой же легкостью, с какой расположил к себе соседей-студентов. Разговаривал с ней о ее работе для церкви, о муже и о младшем сыне Джимми, по сравнению с которым, по словам Гертруды, Грозный Деннис [19] выглядел несравненно скучно. Всего у нее было одиннадцать детей, но между Джимми и предыдущим ребенком прошло девять лет. Справлялась она с ним с трудом.
Рег, казалось, поправлялся. По крайней мере если смотреть на вещи с его стороны. Но на самом деле он оставался таким же сумасшедшим, как и всегда. И я, конечно, тоже. Безумие можно сравнить с гибкой пулей, но любой стоящий хотя бы чего-то специалист по баллистике скажет вам, что двух одинаковых пуль не бывает. В одном из писем ко мне Рег рассказал немного о новом романе, потом сразу перешел к форнитам. К форнитам вообще и к Ракне в частности. Рассуждал о том, действительно ли они хотят убить форнитов или – это предположение он считал более вероятным – они хотят захватить их и подвергнуть исследованиям. Письмо заканчивалось словами: «С тех пор как мы начали переписываться, мое отношение к жизни заметно улучшилось. Возрос и мой интерес к ней. Я очень это ценю, Генри. Очень признателен тебе. Рег». А ниже постскриптум с неназойливым вопросом: определили ли мы уже художника-иллюстратора для работы над его рассказом? Вопрос вызвал у меня очередной приступ вины и острую необходимость оказаться рядом с домашним баром.
Рег помешался на форнитах, я – на электричестве.
В моем ответном письме форниты упоминались только мельком: к тому времени я действительно подыгрывал Регу, по крайней мере в этом вопросе. Эльф с девичьей фамилией моей матери и мои собственные опечатки волновали меня мало.
Но с течением времени я все больше и больше начинал интересоваться электричеством, микроволнами, радиочастотами, воздействием радиоволн, излучаемых бытовыми электроприборами, микродозами радиационного излучения и бог знает чем еще. Я пошел в библиотеку и набрал книг на эти темы. Еще несколько книг купил. Обнаружил там массу пугающей информации… и, конечно, именно эту информацию я искал.
Я распорядился, чтобы у меня сняли телефон и отключили электричество. Но однажды ночью, когда я, шатаясь, пьяный ввалился в дверь с бутылкой «Блэк велвет» в руках и другой в кармане пальто, я увидел маленький красный глаз, уставившийся на меня с потолка. Боже, наверно, целую минуту я думал, что у меня вот-вот начнется сердечный приступ. Сначала мне показалось, что это жук… огромный черный жук с одним светящимся глазом. Незадолго до этого я купил себе газовую лампу, и когда зажег ее, то сразу понял, что это такое. Но облегчения я не испытал. Только взглянул на красный глаз и тут же почувствовал бьющиеся в голове вспышки боли. Словно через меня проходили радиоволны. На какое-то мгновение у меня создалось впечатление, что мои глаза повернулись внутрь, к мозгу, и я могу видеть, как дымятся, чернеют и умирают клетки серого вещества. Над моей головой висел детектор дыма, прибор еще более новый в 1969 году, чем микроволновые духовки.
Я выскочил из квартиры, бегом спустился по лестнице – жил я на пятом этаже, но к тому времени лифтом пользоваться перестал – и принялся колотить в дверь управляющего. Я потребовал, чтобы он немедленно убрал эту штуку, убрал ее прямо сегодня, убрал в течение часа. Он смотрел на меня так, словно я совсем, простите за выражение, bonzo seco, и сейчас я могу его понять: детектор дыма предположительно давал людям возможность чувствовать себя спокойно и в безопасности. Сейчас, конечно, их установка требуется законом, но тогда это был Большой Шаг Вперед, оплачиваемый жильцами совместно. Он убрал детектор – это не заняло много времени, – но взгляды, которые он бросал в мою сторону, не остались мною незамеченными, и в каком-то смысле я его понимал: небритый, провонявший виски жилец, волосы торчат во все стороны, пальто в грязи. Наверняка он знал, что я не хожу на работу, что я продал телевизор, что велел отключить у себя телефон и электричество. Одним словом, он думал, что я сошел с ума.
Возможно, я рехнулся, но, как и Рег, отнюдь не поглупел и потому тут же включил все свое обаяние на полную катушку. Как вы понимаете, редакторам просто положено иметь немного обаяния. Подмазал отношения десятидолларовой бумажкой, и в конце концов мне удалось этот инцидент загладить, но по взглядам, которые люди бросали на меня в последующие две недели – как потом оказалось, мои последние две недели в этом доме, – я понял, что слухи уже поползли. А тот факт, что никто из жильцов не пытался поговорить со мной о моей «неблагодарности и невнимательности к общим нуждам», я счел более всего показательным. Видимо, они боялись, что я могу броситься на них с кухонным ножом.
Однако все это занимало в тот вечер последнее место в моих мыслях. Я сидел при свете газовой лампы – единственный свет в трех комнатах, если не считать электрического освещения Манхэттена, что вливалось в квартиру через окна… Я сидел с бутылкой в одной руке и сигаретой в другой, глядя на то место на потолке, где совсем недавно висел детектор дыма – глаз, настолько незаметный в дневное время, что я никогда не обращал на него внимания. Меня не оставляли мысли о том, что, хотя я и отключил в квартире все электричество, здесь тем не менее оказался один необесточенный прибор. А где один, там может быть и больше.
