Дин Кунц - Сумерки
Он достал фонарик и стал осторожно изучать рамы французской двери и окно. Передвигался быстро, опасаясь быть замеченным. Он искал провода, сенсорную ленту и фотоэлементы – все, что указывает на то, что в доме имеется сигнализация на случай взлома. В таком районе каждый третий дом мог находиться под охраной. Но, похоже, этот не входил в их число.
Он потушил фонарь и спрятал его в сумку, а оттуда извлек компактный, работающий на батарейках прибор размером с небольшой радиоприемник. От него отходил проводок длиной около полуметра, на конце которого крепилась присоска, напоминающая крышку от майонезной банки. Он укрепил присоску на одной из створок французской двери.
И снова его охватило жуткое чувство, что на него надвигается что-то страшное. Обернулся, вперился взглядом в глубину окутанного мраком двора, по спине пробежал холодок. Шуршали на ветру толстые и в то же время хрупкие листья гигантского фикуса, шумели ветви двух пальм, раскачивались и трепетно вибрировали, словно живые, всевозможные кусты. Но внимание О'Хары было приковано к пустому плавательному бассейну, наводившему на него страх. Его внезапно осенило, что там, в бассейне, притаилось нечто, огромное и отвратительное, оно распласталось в этой бетонной яме и ждет, чтобы, улучив момент, сделать свой ход. Это нечто было порождением тьмы, исчадием ада, посланным с одной целью – отвратить смерть от мальчишки. Казалось, что сквозь множество производимых ветром ночных звуков он отчетливо различает идущий из бассейна зловещий, сосущий звук, и до самых костей его пробрала холодная дрожь.
О'Хара вздрогнул – это вернулся Баумберг с двумя мешками.
– Ты тоже слышишь? – спросил Баумберг.
– Да, – ответил О'Хара.
– Он там. Сам Антихрист. Или кто-то из его подручных.
– В бассейне.
Баумберг уставился на черный провал в центре лужайки. Наконец он кивнул:
– Да, я чувствую. Он там, в бассейне.
«Он может причинить нам зло, только если мы начнем сомневаться в могуществе Матери Грейс, нашей заступницы, – твердил про себя О'Хара. – Он может воспрепятствовать нам, только если мы утратим веру или позволим страху овладеть нами».
Так говорила им Мать Грейс.
О'Хара снова занялся дверьми. Присоска оставалась на том же месте – на дверном стекле. Он включил устройство, к которому была подсоединена присоска, и на нем загорелось цифровое табло. Это был детектор звуковых волн, улавливающий и реагирующий на колебания воздуха, возбуждаемые движением. Цифровой датчик ничего не показывал, это означало, что в общей комнате за стеклянными дверями нет включенных радиоприборов.
До того как Мать Грейс обратила его в свою веру, О'Хара был профессиональным взломщиком и вполне преуспевал в своем ремесле. Поскольку Мать Грейс имела пристрастие собирать паству среди самых заблудших, у ее Церкви Сумерек был доступ к таким кладезям уникальных талантов и познаний, о которых законопослушные прихожане традиционной церкви не могли и догадываться. Иногда это обстоятельство оказывалось как нельзя более кстати.
О'Хара снял присоску со стекла, выключил детектор и сунул его в сумку. Затем достал моток липкой ленты и ножницы. Нарезанную полосами ленту он приклеивал на ближнюю к ручке застекленную ячейку двери. Когда все стекло было заклеено, он крепко ударил по нему кулаком.
Стекло разбилось, не произведя большого шума, а осколки остались на ленте. Он осторожно извлек ее и отложил в сторону, затем просунул руку, нащупал ручку замка, повернул ее и открыл дверь.
Теперь практически не оставалось сомнений, что сигнализации в доме нет, следовало проверить лишь одно.
Он опустился на колени, протянул руки, взялся за край коврового покрытия и оторвал его от пола. Панели сигнализации под ним нет – обыкновенная подбивка.
Снова закрепил покрытие на полу. Они с Баумбергом вошли внутрь, неся с собой сумку и мешки.
О'Хара закрыл дверь.
Он посмотрел во двор. Все спокойно.
– Его там больше нет, – сказал Баумберг.
– Нет.
Баумберг всматривался в темноту, туда, где находилась комната для завтрака, а за ней – кухня. Наконец произнес:
– Теперь он здесь, вместе с нами.
– Да, – согласился О'Хара. Он ощущал в доме некоторое враждебное присутствие с того самого момента, как они переступили порог.
– Хорошо бы зажечь свет, – забеспокоился Баумберг.
– Все знают, что в доме никого нет. Соседи могут заметить свет и вызвать полицию.
В какой-то комнате на втором этаже скрипнула половица.
До своего обращения в веру Матери Грейс, когда он воровал, прокладывая себе путь в преисподнюю, О'Хара счел бы, что скрип этот вызван обычной усадкой – один из бесчисленных и бессмысленных звуков, живущих в пустом доме, которые рождаются, когда какие-нибудь стыки расширяются или сужаются из-за повышенной или пониженной влажности. Но сегодня – он уверен – причина крылась не в усадке.
Старые дружки и кое-кто из его родни утверждали, что, примкнув к Церкви Сумерек, О'Хара превратился в настоящего параноика. Они ничего не понимали. Он только казался параноиком, потому что видел истину такой, какой она была явлена ему Матерью Грейс, а его дружки и родня были всего лишь грешниками. Он прозрел, они же оставались слепы.
Сверху снова послышался скрип.
– Наша сила в вере, – с дрожью в голосе твердил Баумберг. – Мы не должны сомневаться в этом.
– Мать дала нам опору, – добавил О'Хара.
Скрип.
– Мы выполняем работу, угодную богу, – с вызовом произнес Баумберг.
О'Хара включил фонарь, прикрыв его ладонью, чтобы их нельзя было заметить снаружи.
Они – первый О'Хара, а следом за ним Баумберг – подошли к лестнице и стали подниматься на второй этаж.
Глава 20
Пока они ехали в машине, февральская ночь за стеклами становилась все более неприветливой.
– Ее имя – Грейс Спиви, – сказал Чарли.
Кристина не могла оторвать глаз от фотографии.
Взгляд этой женщины действовал странно завораживающе и, казалось, излучал холодное сияние.
На переднем сиденье Джой с Питом Локберном обсуждали фильм «Восточное время» Стивена Спилберга, который Джой смотрел четыре раза, а Локберн, похоже, еще больше. Голос ее сына доносился до нее откуда-то издалека, с какой-то высокой горной вершины, словно она уже потеряла его.
Чарли выключил электрический фонарик.
Кристина почувствовала облегчение, когда тень легла на фотографию, разрушив ее жуткие чары. Она сунула ее обратно в конверт и вернула Чарли.
– Она – служитель культа?
– Она сама и есть культ. Главным образом, это культ одной личности. В ее религиозном учении нет ничего нового или уникального, все дело в способе подачи. Если с Грейс что-нибудь случится, последователи рассеются, а сама Церковь, очевидно, рухнет.
