Роберт Маккаммон - Мое!
— Тес, тес, — сказала Лаура, поглаживая пальцами гладкую спинку. Она ощутила крохотные лопатки, позвоночки. Скелетик, нервы, жилы, внутренности, мозг — все при нем, целиком и полностью, настоящий, и он принадлежал ей.
Это чувство ударило изнутри, как молотом. Об этом предупреждали ее другие женщины, рожавшие детей: теплый, теплый лучезарный поток через все тело, от которого колотилось и разбухало сердце. Она поняла, что это и есть материнская любовь, и, поглаживая ребенка, ощутила, как Дэвида отпустило возмущение, сменяясь довольным смирением. Плач стал затихать, сменяясь тихими всхлипываниями, и закончился булькнувшим вздохом.
— Мой ребенок, — сказала Лаура, глядя сквозь слезы на Боннерта и сестер. — Мой.
— Четверговый ребенок, — заметила медсестра, поглядев на часы. — Далеко пойдет.
Уже после полуночи Лаура лежала в палате родильного отделения на втором этаже. Она была одновременно опустошена и заряжена энергией, ее тело хотело спать, а мозг снова и снова проигрывал драму рождения. Она набрала свой домашний телефон, ее рука дрожала.
— Здравствуйте, вы позвонили в дом Дугласа и Лауры Клейборн. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала, и спасибо за звонок.
Слова ее покинули. Она попыталась что-то сказать, пока таймер не отключил телефон. Дуга нет дома. Он все еще в квартале Хилландейл, у подружки.
«Конец», — подумала она.
— Я в больнице, — заставила себя сказать Лаура. И должна была еще добавить:
— С Дэвидом. Он весит восемь фунтов две унции.
Щелк. Машина, ставшая глухим ухом.
Опустошенная, Лаура лежала на кровати и думала о будущем. Этот мир — опасное место, но теперь в нем есть Дэвид, и это делает мир терпимым. Будет в этом будущем Дуг или нет, она не знала. Лаура сцепила руки на пустом животе и наконец провалилась в сон в мирном чреве больницы.
Глава 5
КОСТЛЯВЫЙ СТАРЫЙ ХМЫРЬ
В квартире Мэри Террор пел голос Бога на тридцати трех оборотах в минуту. Она сидела на кровати, темно-синим маркером разрисовывая белую униформу максимального размера, взятую напрокат в пятницу в «Маскарадных костюмах». У медсестер родильного отделения Сент-Джеймса были темно-синие полоски по краям воротников и нагрудных карманов и темно-синий кант на шапочках. На этой униформе были липучки вместо пуговиц, которые полагались бы по-настоящему, но другого на свой размер она не нашла.
Было около семи часов утра субботы. Снаружи поднялся ветер, разгоняя над городом серые облака. «Третье февраля, — думала Мэри. — Пятнадцать дней до встречи у Плачущей леди». Она работала терпеливо и осторожно, следя, чтобы чернила не потекли и не размазались. Рука ее была твердой, но на случай ошибки рядом стояла баночка пятновыводителя. На столе рядом с кроватью лежала темно-синяя табличка с белыми буквами ДЖЕНЕТ ЛЕЙСТЕР — в память о двух погибших товарищах. Табличку она купила в Норкроссе, где делают такие таблички и всякую галантерейную мелочь в присутствии заказчика. Точно те же цвета, что на табличках сестер в Сент-Джеймской больнице. Белые туфли — размера 10 — ЕЕ — были из того же проката, что и униформа, белые чулки из универмага «Рич».
Вчера Мэри заходила в больницу, сменив униформу «Бургер-Кинг» на джинсы и свитер под мешковатой ветровкой. Она поднялась на лифте в родильное отделение и обошла его вокруг. Подошла к большому стеклянному, окну поглядеть на детей, но тщательно избегала зрительного контакта со всеми сестрами, заметила темно-синие полосы на белых униформах, белые на синем пластиковые таблички с именами, и отметила тот факт, что лифт находится прямо возле сестринского поста. Охранников в родильном отделении Мэри не заметила, но засекла двух легавых с «уоки-токи» в вестибюле и еще одного, который расхаживал по подземной парковке. Это значило, что парковка отпадает; придется искать стоянку для своего пикапа где-нибудь поблизости, чтобы можно было дойти до больницы и обратно. Мэри проверила все лестницы — их было по одной в каждом конце длинного родильного отделения. Та, что была в южном крыле здания, находилась рядом с раздаточной, что могло привести к неприятным столкновениям, а та, что в северном крыле, годилась. Но одна проблема: надпись на ведущей на лестницу двери. Там было написано:
ПОЖАРНЫЙ ВЫХОД. ПРИ ОТКРЫВАНИИ ВКЛЮЧАЕТСЯ СИГНАЛИЗАЦИЯ. Куда ведет лестница, проверить было нельзя, и Мэри понятия не имела, куда она по ней выйдет. Это ей не нравилось, и она была уже готова считать, что дело провалилось, когда какой-то санитар толкнул дверь ладонью и спокойно прошел. Ничто даже не пискнуло. Значит, сигнал тревоги в какое-то время дня отключается, или табличка липовая, или можно как-то обдурить сигнализацию? Может, у них этот сигнал тревоги то и дело срабатывал, и они его отрубили? Стоит ли рискнуть?
Она решила это обдумать. Глядела сквозь окно на детей — некоторые спали, некоторые беззвучно плакали, — Мэри знала, что из этой комнаты ребенка брать нельзя, потому что слишком близко — всего двадцать шагов — до сестринского поста. Какие-то из колясок были пусты, хотя таблички на них висели — эти дети находились в палатах у матерей. Коридор делал поворот между сестринским постом и северной лестницей, и почти на каждой двери висела голубая или розовая ленточка. Последние четыре двери у лестницы были многообещающими: три из четырех лент — голубые. Если сестра зайдет в одну из этих комнат и обнаружит ребенка с матерью, то зачем она могла бы зайти? «Время кормить ребенка». Нет. Мать должна точно знать время кормления, иначе зачем ей груди? «На одну секунду, посмотреть ребенка». Нет, матери надо сказать что-нибудь конкретное. «Время взвешивания».
Да. Это пойдет.
Мэри дошла до двери северной лестницы и вернулась назад к изгибу коридора. Из одной палаты послышался женский смех. В другой плакал ребенок. Она запомнила номера трех палат с голубыми ленточками: 21, 23 и 24. Двери палаты 21 внезапно открылись, и оттуда вышел мужчина. Мэри быстро отошла к ближайшему питьевому фонтанчику. Мужчина прошел в другую сторону, к сестринскому посту. Светло-рыжий, в серых брюках, белой рубашке и в темно-синем свитере. Лакированные черные туфли. Богатый паразит, отец богатого отродья, подумала Мэри, глотая воду из фонтана и прислушиваясь, как его ботинки стучат по линолеуму. Затем вернулась к двери на лестницу и посмотрела на предупреждающую табличку. Надо будет узнать, куда ведет эта лестница, если она собирается это сделать, потому что лифт отпадает. Выбора нет.
Мэри толкнула дверь всей ладонью, как это сделал санитар. Сирена не заревела. Мэри увидела, что язычок замка заклеен изолентой, и поняла, что кто-то решил, что проще обмануть сигнал тревоги, чем ждать лифт. Отлично, подумала она, вышла на лестницу и прикрыла за собой дверь.
