Дмитрий Суслин - Дом на окраине
– Не болтай, у тебя совершенно нормальные глаза!
– А волосы? Посмотри на мои волосы! Они должно быть стали кудрявыми, ведь у всех кукол кудрявые волосы.
– И волосы у тебя нормальные. Совершенно не кудрявые. Прямые волосы.
– Жаль, – вздохнула Маша, – а я всегда мечтала быть хоть чуточку кудрявой. Но тогда, должно быть, они седые. Совсем седые. Ведь люди, когда пугаются, седеют. Я слышала об этом! Посмотри, Анечка, милая, я седая? Седая? Я не хочу быть седой девочкой! Ведь это очень некрасиво.
– Да нет, нет, не волнуйся! У тебя нет ни единого седого волоса. Все черные, как уголь.
Они немного помолчали. Аня закончила возиться с волосами Маши, и они поменялись местами, теперь Маша пыталась заплести волосы сестры в косичку.
– А у меня, – взволнованно и со страхом спросила Аня, – у меня волосы не поседели?
– Вроде нет.
Аня облегченно вздохнула:
– Уф! Точно нет?
– Да точно, точно, – ответила Маша, а потом с тихой грустью добавила. – Надо было пойти туда.
– Куда? – безучастно спросила Аня.
– К маме и папе. Ведь они звали нас. А мы не пошли. Мы их не послушались. Теперь нас за это будут ругать. За то что мы такие непослушные. Это все ты виновата. Я хотела пойти, а ты меня не пускала.
– Нет, это ты меня не пускала!
– Мы были бы уже сейчас с ними.
Маша положила голову Ане на плечо и заплакала. Сестра, даже не пыталась ее утешать. У нее уже не было сил для борьбы.
– Как я хочу домой! – сквозь слезы простонала Маша. – К маме и папе.
– Но ведь они не дома. Они у ведьмы!
– Нет! Это мы у ведьмы. А они дома. Сидят и ждут, когда вернутся их милые дочурки. А они все не идут и не идут, и мама с папой плачут и ждут, ждут. А нас все нет и нет.
Маша говорила тихо и как-то нараспев. Аня обняла девочку и в такт ее словам стала покачивать ее взад и вперед, как качают совсем маленьких детей, когда хотят, чтобы они успокоились и заснули.
– А может и правда нам лучше уснуть? – вдруг спросила Маша.
– Почему лучше?
– Потому что, если мы уснем, то ведьма не достанет нас, как в прошлый раз. И мы проснемся уже утром. И выяснится, что все это нам приснилось. Давай, Аня попробуем уснуть.
– Давай!
Они улеглись на диван, закрыли глаза, прижались друг к другу и стали ждать, когда придет сон.
Но как всегда, когда сна ждешь с особенным нетерпением, он не приходит. Шло время. Девочки лежали и вздрагивали, ожидая, что снова раздадутся звуки, предвещающие приход ведьмы.
– Аня, – шепотом позвала Маша.
– Что? – также шепотом отозвалась та.
– Ты спишь?
– Нет. А ты?
– И я тоже нет.
– Почему?
– Я не могу заснуть.
– Я тоже не могу заснуть.
– Что же делать?
– Ждать.
– Просто ждать?
– Да.
– Я так хуже не усну. Знаешь, что?
– Что?
– Спой мне.
– Что?
– Спой мне! Колыбельную. Помнишь, ты всегда мне пела, когда я была маленькая. Спой и сейчас тоже. Может я и усну.
Аня оглянулась по сторонам. Вокруг было тихо, как в могиле. Срывающимся голосом, она запела:
Ложкой снег мешая,
Ночь идет большая!
Что же ты, глупышка, не спишь?
Это была «Колыбельная медведицы» – песня из какого-то старого мультфильма, который Аня даже не смотрела. Она выучила ее еще во втором классе на уроке музыки в школе. Песня ей так тогда понравилась, что она в тот же вечер спела ее на ночь младшей сестре. Той она тоже очень понравилась, и Маша стала просить сестру петь ей эту колыбельную каждый вечер.
Потом со временем, им это надоело. Появились новые песни. Девочки подросли, и уже стало глупо петь на ночь колыбельные песни.
И вот теперь Маша вспомнила «Колыбельную медведицы» и Аня пела ее, как когда-то давным-давно, еще в другой жизни. В той жизни, где нет ведьм, заколдованных кукол, ведьм и где не воруют родителей прямо у тебя на глазах.
Мы плывем на льдине,
Как на бригантине,
По седым суровым морям!
Аня пела, и голос у нее дрожал. Но Маша внимательно слушала ее и не пропускала ни единого слова. Когда песня кончилась, она сказала:
– Я так и не уснула. Даже колыбельная песня не помогла. Может быть это потому, что скоро настанет утро?
Аня глянула в тоненькую щелочку между закрытыми ставнями. Щелочка была черная, как смола.
– Нет, – сказала она, – до утра еще далеко.
– Как же медленно идет время, – вздохнула Маша. – Оно наверно остановилось. Да конечно, остановилось. Для нас. Для других наверно нет. Люди спят себе спокойно и не знают, что происходит с нами. А мы наверно до утра не доживем.
Аня ничего не ответила. Она не отрываясь смотрела на лампочку.
Лампочка медленно угасала. Темные углы стали расти и надвигаться на детей.
– Это идет Она, – тихо сказала Маша, – за одной из нас.
– А может и за обеими, – в тон ей ответила Аня.
Сестры покрепче прижались друг к другу.
Лампочка стала мигать тусклым безжизненным светом. Она уже почти ничего не освещала. Мрак становился все гуще и все ближе приближался к сестрам.
– Я хочу, чтобы первой забрали меня! – внезапно сказала Маша.
Аня по настоящему испугалась.
– Это еще почему? – спросила она.
– Потому что я не хочу оставаться здесь одна, – ответила Маша. – Тогда я точно умру.
Вдруг они обе почувствовали, как диван под ними вздрогнул. Слегка. Всего лишь вздрогнул. Но они обе почувствовали это.
А потом они увидели, как пол стал прогибаться вниз. Сначала чуть-чуть, а потом все сильнее и сильнее. Черная дыра погреба вдруг стала терять углы, затем она стала круглой и медленно поехала вниз, утягивая за собой доски пола, которые вдруг стали словно резиновые.
Девочки не отрываясь смотрели на скручивающийся в воронку и уходящий вниз пол. Вокруг все скрипело, трещало и стонало. Хрустели стены, сыпалась с печки штукатурка, падали и опрокидывались табуретки, затем какая-то неведомая сила протаскивала их по кругу. Один круг, второй, третий, и табуретка проваливалась в черную дыру, которая когда-то была люком подпола.
Грохнуло. Это слетел со стола телевизор, упал на пол и подпрыгивая и переворачиваясь, полетел вниз. По пути он раскололся на три части, и все они одна за другой исчезли в черной дыре.
А воронка становилась все больше и больше, глубже и глубже. Вот она поглотила стол, притянула к себе печь, но затем как живая увлеклась кроватью. Железная кровать со звоном и скрежетом закружилась в воронке, ее спинки и ножки и пружинная часть стали сгибаться, словно были не из металла, а из пластилина. Воронка буквально скрутила ее в клубок, потом с шумом растерла и отправила в свое ненасытное жерло.
