Евгения Грановская - Клиника в роще
– Вы не хотите со мной беседовать? – спросила Вера. – Зря. Знаете, что я к вам испытываю? Жалость. Да, мне вас жаль. Вы напоминаете мне Минотавра, который вынужден пожирать людей только потому, что заперт в лабиринте и не знает из него выхода.
Вера продолжала внимательно вглядываться в лицо гиганта.
– Вы ведь знаете, кто такой Минотавр? Человек, который родился с бычьей головой. Отец испугался и спрятал сына в каменном лабиринте – подальше от людских глаз. Мальчик был очень одинок. А потом вырос, и все стали называть его чудовищем. А он просто был очень одинок. За долгие годы ни одного ласкового взгляда, ни одного утешающего слова. И еще – он хотел есть…
Часовщик продолжал разглядывать свои огромные пальцы. И тогда Вера резко подалась вперед и громко проговорила:
– Ваш лабиринт – это ваш страх! Вы просто заблудились! И кто виноват? – она пожала плечами. – Я не знаю. Возможно, ваш отец тоже стыдился вас, унижал вас и боялся… Кем был ваш отец, Часовщик? Что он с вами делал?
Каменное изваяние не издало ни звука. Вера откинулась на спинку кресла и вздохнула.
– А хотите, я расскажу вам о своих родителях? – спросила вдруг она.
Часовщик молчал.
– Мой отец был морским офицером. Однажды он полетел во Владивосток, в порт. Но до корабля так и не добрался. Высадился из самолета, взял такси и – пропал. Маме долго не платили пособие, потому что официально смерть отца не была подтверждена. И страшно злилась на отца. А мы… я и моя сестра… не верили в его смерть. Мы ждали его. Год, два, три, четыре… Нам казалось, что однажды откроется дверь и он войдет в квартиру – живой, здоровый, веселый, невероятно красивый в своем морском кителе. Первые года два мы с сестрой бросались к двери на каждый звонок и стук, в надежде, что вернулся отец. Но приходил вовсе не он. И тогда мы возвращались в свою комнату и потихоньку плакали. Потихоньку, потому что мама запрещала нам плакать…
У Веры защекотало в носу. Она достала из кармана платок.
– Извините.
Отвернувшись, промокнула глаза платком. В это мгновение зрачки Часовщика ожили и быстро метнулись вверх. Но когда Вера снова повернулась к Часовщику, гигант по-прежнему смотрел на свои руки.
– Вот и вся история, – с грустной улыбкой проговорила Вера. – Больше мне не о чем рассказывать. Ну а вы? У вас был отец?
Часовщик молчал. Вера выждала немного, вздохнула.
– Жаль, что мы не можем с вами поговорить. Мне кажется, у нас нашлись бы общие темы для разговора. Я вам не слишком надоела?
Часовщик молчал. Вера подождала еще с полминуты, пристально вглядываясь в лицо пациента, но оно было неподвижно. Тогда девушка поднялась с кресла.
– Я к вам еще приду. Простите, что оторвала вас от работы. Всего доброго!
Вера повернулась и направилась к двери.
В кабинете ее ждал Шевердук.
– Вы выглядите уставшей, – сказал он, хмуря лоб. – Мне кажется, вы тратите на Часовщика слишком много времени. Надеетесь пробудить в нем человека?
Вера невесело улыбнулась.
– Я буду рада, даже если он набросится на перегородку с кулаками.
Иван Федорович усмехнулся.
– Вот теперь мы друг друга понимаем, – сказал он. – Кстати, через минуту начинается обеденный перерыв. Хотите, угощу вас домашними пирожками?
Вера мотнула головой:
– Нет, спасибо. Я не голодна.
– Уверены?
– Да. Я плотно позавтракала. Но ночью мало спала сегодня, поэтому пойду в столовую и напьюсь крепкого кофе. До встречи после обеда.
Вера вышла из кабинета.
Расположившись за столиком с чашкой кофе и пирожным, девушка задумалась.
«Какие секреты они здесь так тщательно оберегают? – думала Вера. – И что потянуло Веронику Холодову ночью на болото? Вряд ли она была лунатиком. Да и заблудиться в роще после трех лет пребывания здесь невозможно. Так какого черта доктор потащилась на то распроклятое болото?»
Вдруг относительную тишину зала прорезал звуковой сигнал, такой резкий, что от неожиданности Вера едва не выронила из рук чашку. А вслед за тем голос из динамика произнес:
– Вера Сергеевна Арнгольц, срочно пройдите к четвертой палате сектора Б! Повторяю: Вера Сергеевна…
Она уже выскочила из-за стола. К выходу шла с бьющимся сердцем. Случилось что-то страшное! В четвертой палате сектора Б содержался самый опасный и самый интересный пациент клиники, имени которого никто не знал. Его называли просто – Часовщик.
2
– Выпустите меня отсюда! – вопил Астахов. – Выпустите!
– Тимур, веди себя спокойно, – проговорил в микрофон заведующий. – Мы этим занимаемся.
Тимур Альбертович Астахов, глядя на Черневицкого расширившимися от ужаса глазами, царапал пальцами стеклянную перегородку. А прямо за его спиной, возвышаясь над Астаховым на целую голову, стоял Часовщик. Щеки, уши и шея Тимура Альбертовича были испачканы кровью.
– Не делай резких движений, – велел Черневицкий. – Попробуй взять инициативу в свои руки.
– Какие, к черту, руки! – проорал в ответ Астахов. – Я в ловушке! Скорее вытащите меня отсюда!
Часовщик по-прежнему стоял у него за спиной. Он был абсолютно неподвижен и напомнил Вере богомола, застывшего на ветке дерева. Еще секунда, и гигант сбросит оцепенение, схватит жертву и быстро откусит ей голову.
Вера сглотнула слюну.
– Как Астахов там оказался? – севшим от страха голосом спросила она Шевердука.
– Слишком близко подошел к перегородке, – угрюмо отозвался тот. – У нас было замыкание, и система защиты дала сбой. Часовщик просто открыл щиток над передаточным контейнером, схватил Астахова и втянул его в палату.
Вера посмотрела на пульт управления мобильными блоками палаты. Возле него уже суетился бледный, насмерть перепуганный электрик. Рядом, угрюмо и пристально глядя на Часовщика, стояли два дюжих охранника. В заложенных за спину руках они сжимали травматические пистолеты.
Вера перевела взгляд на Астахова. Тот прижался к стеклу носом.
Совсем как ребенок!
Его красивое смуглое лицо было сведено судорогой. А в глазах застыло отчаяние.
И вдруг Часовщик пошевелил головой. Астахов быстро обернулся, увидел, что Часовщик смотрит на него, и опрометью бросился в противоположный угол палаты. Там он прижался спиной к стене и выставил перед собой руки, крикнув:
– Только попробуй меня тронуть!
Вере он напомнил загнанного в угол зверька, который, видя, что пути к отступлению отрезаны, готов дорого продать свою жизнь.
Седовласый Черневицкий снова приник к микрофону и хрипло проговорил:
– Тимур, умоляю, не делай резких движений. Веди себя спокойно.
– Спокойно? – Астахов нервно хохотнул. – Может, постоите тут вместо меня, босс?
