Дин Кунц - Незнакомцы
В пятницу Табита Вайкомб, его редактор в Нью-Йорке, сообщила по телефону приятную новость. Только что вышли предваряющие публикацию «Сумерек» рецензии, и обе весьма лестные, так что она даже процитировала их, прежде чем сообщить еще одно приятное известие: ажиотаж вокруг его книги среди книготорговцев нарастает, в связи с чем во второй раз увеличен тираж. Они проговорили почти полчаса, и, положив наконец трубку, Доминик почувствовал, что жизнь вошла в колею.
Но субботняя ночь принесла новые события, которые можно было расценивать и как поворот к лучшему, и как возврат к худшему. Раньше после ночных похождений он не мог вспомнить ровным счетом ничего из того, что с ним происходило или что ему снилось. Субботний же кошмар, вынудивший его в панике метаться по дому, частично запомнился если и не в деталях, то в общих чертах, особенно его конец.
В последние одну-две минуты сна он видел себя стоящим в плохо освещенной комнате, как бы заполненной туманом. Какой-то человек нагнул его над раковиной, так что Доминик почти касался фарфора лицом, в то время как еще кто-то поддерживал его, помогая устоять на ногах, потому что сам Доминик испытывал необычайную слабость. Его колени дрожали, его мутило, и он не в состоянии был бороться со вторым незнакомцем, который тыкал его лицом в сток в раковине. Доминик чувствовал, что не может ни говорить, ни дышать, ему казалось, что он умирает. Нужно было бы высвободиться и бежать прочь от этих людей, из этой комнаты, но для этого совершенно не было сил. Как ни расплывалось все у него перед глазами, он отчетливо видел гладкую фарфоровую раковину и хромированное кольцо сточного отверстия, поскольку его лицо было всего в нескольких дюймах от него. Ему запомнилось, что раковина была старой модели, без механической затычки, резиновая пробка была вынута и куда-то убрана, он ее не видел. Вода сильной струей била из крана мимо его лица, с брызгами ударялась о дно раковины и ввинчивалась, круг за кругом, в сливное отверстие. Те двое, что запихивали его голову под струю, кричали и спорили, хотя он и не понимал, о чем именно. У него перед глазами вертелась вода, он не мог оторвать взгляда от сливного отверстия, куда она уходила, и ему уже казалось, что и его самого засосет эта расширяющаяся на глазах страшная дыра. Внезапно ему стало ясно, что его хотят туда насильно впихнуть, чтобы таким образом избавиться от него. Там, внутри, должно быть, находилась какая-нибудь дробилка, которая изрубила и измельчила бы на мелкие кусочки...
Он закричал и проснулся. Он был в ванной, куда забрался, когда спал. Он стоял, нагнувшись над раковиной, и кричал в сливное отверстие. Отшатнувшись, он поскользнулся и едва не упал, стукнувшись о край ванны и чуть не свалившись внутрь. Хорошо, что успел ухватиться за сушилку для полотенец.
Тяжело дыша и дрожа, Доминик наконец собрался с духом и заглянул в умывальник. Глянцевый белый фарфор. Латунное кольцо сточного отверстия и латунная затычка. И ничего больше, ничего сверхъестественного.
Приснившаяся ему комната была совершенно иной.
Доминик умыл лицо и вернулся в спальню.
Судя по часам на столике, было только около половины третьего ночи.
Последний кошмар не на шутку обеспокоил Доминика, хотя и не имел вроде бы никакого смысла или тайного значения и никак не был связан с реальной жизнью. Успокаивало только то, что он не заколачивал на этот раз ставни гвоздями и не собирал во сне оружие. Так что этот случай можно было расценивать как небольшое отступление в атаке на болезнь.
Но если поразмыслить, то вполне можно было считать его и признаком улучшения. Если он не станет забывать сны, а будет помнить их от начала до конца, тогда он сможет отыскать источник своих тревог, превративших его в лунатика, что, естественно, облегчит лечение.
Ложиться снова спать Доминику не хотелось, потому что он боялся вновь увидеть тот же страшный сон. Он бросил взгляд на пузырек со снотворным, стоявший на столике у изголовья кровати. Врач прописал ему только одну таблетку на каждый вечер, но порой можно и нарушить предписание, подумал Доминик.
Он прошел в гостиную и налил себе виски, трясущейся рукой положил таблетку в рот и, запив ее виски, вернулся в спальню.
Он выздоравливает. Скоро он перестанет бродить по дому по ночам. Он станет нормальным человеком. Через месяц ему самому будет казаться странным все, что с ним происходило.
Он почувствовал, что засыпает, и это было приятное ощущение — медленное погружение в забытье. Но, уже почти заснув, он услышал в темноте собственный голос, и то, что он бормотал, настолько заинтриговало Доминика, что он проснулся, несмотря на снотворное и виски.
— Луна, — глухо повторил он. — Луна, луна.
Что бы это могло означать? Почему луна?
— Луна, — вновь невольно прошептал он и уснул.
Было 3 часа 11 минут утра, воскресенье, 8 декабря.
6
Нью-Йорк
Спустя пять дней после похищения трех миллионов долларов у мафии Джек Твист отправился проведать женщину, которая была практически мертва, но еще дышала.
В час пополудни в воскресенье он припарковал свой «Камаро» в подземном гараже под частным санаторием в фешенебельном районе Ист-Сайда и на лифте поднялся в фойе. Отметившись в регистратуре, он получил пропуск посетителя.
Новичку трудно было догадаться, что здесь находится больница. Фойе было обставлено совершенно в стиле двадцатых годов: две картины Эрте, диваны, кресло, столики с аккуратно разложенными журналами — все слишком роскошно для лечебного учреждения.
Картины, к примеру, были совершенно лишними, мебель тоже можно было бы подобрать поскромнее. Однако администрация считала, что имидж крайне важен для привлечения богатой клиентуры и поддержания доходов на уровне ста процентов. Пациенты здесь были самые разные — от кататонических шизофреников средних лет и детей с неуемной фантазией до впавших в коматозное состояние старцев. Но у всех у них было общим, во-первых, то, что они были хрониками, а во-вторых, их семьи могли себе позволить оплачивать лечение по высшему разряду.
Размышляя над ситуацией в целом, Джек всегда негодовал по поводу отсутствия в городе больницы, где пациенты с черепно-мозговой травмой, полученной в результате катастрофы, или заболеванием другого рода, требующим постоянного присмотра и ухода, могли бы получить их за умеренную плату. Нью-Йорк поглощал огромную массу денег налогоплательщиков, а его общественные учреждения, как и повсюду, оставались насмешкой над рядовыми гражданами, вынужденными пользоваться тем, что дают, за неимением ничего лучшего.
Не будь он опытным и везучим вором, он не смог бы оплачивать астрономические счета, ежемесячно предъявляемые ему санаторием. К счастью, у него был воровской талант.
