Купеческий сын и живые мертвецы (СИ) - Белолипецкая Алла

Там, в полумраке, стояло скрюченное существо, которое Ванечка назвал своим дедом. И теперь у этого якобы деда начала вдруг отрастать рука. Если только можно было назвать этим словом ту длиннейшую, изломанную во множестве локтей часть тела, на конце которой Зина, почти не веря собственным глазам, разглядела подобие мужской ладони. Эрик на руках у девушки крутанулся с особенной силой, и она, отвлеченная немыслимым зрелищем, чуть разжала руки — упустила кота.

Рыжий — чуть бочком и как бы приплясывая — подскочил к Ванечке, выгнул спину дугой и зашипел. А тем временем тот монстр, который прятался в сумраке у входа, запустил свою руку в карман лежащего на полу Ивана Алтынова. И вытянул наружу какой-то продолговатый предмет, перламутрово блеснувший в солнечных лучах, что ещё пробивались внутрь через витражное окно.

Между тем тот умирашка, что клацал зубами, лёжа поверх своего неподвижного собрата, заметил Эрика. Запрокинув голову, он повернул то, что ещё оставалось от его лица, к рыжему коту. И Зина подумала: он сможет в один укус охватить Рыжему его круглую башку.

— Эрик, вернись! — позвала девушка и сделала к дверному проему два или три замедленных шага; бежать она не могла — от вида жуткого существа с рукой-хоботом ноги Зины будто одеревели.

Тут раздался металлический щелчок — почти мелодичный. И Зина поняла: из продолговатого предмета, оказавшегося складным ножом с перламутровой рукоятью, выскочило лезвие. И в тот же момент клацающий зубами умирашка скатился с Ивана Алтынова и простер свои костлявые руки к коту. Который, надо отдать ему должное, молниеносно отскочил в сторону — в эти руки не дался. И тут же другая рука — та, что имела не менее десятка локтевых сгибов, — сделала бросок к голове зубастого мертвеца. Лезвие ножа вошло в череп умирашки по самую перламутровую рукоять.

Раздался тошнотворный хруст, от которого у Зины что-то перекувырнулось в желудке. А в следующий миг живой мертвец перестал вытягивать свои руки к Рыжему. И щерить пасть перестал тоже. Его неживая плоть словно бы просела внутрь, сдулась, потеряла весь свой объём. И неподвижно распласталась на каменном полу.

А рука с множеством локтей даже не стала этот выдергивать нож из черепа мертвеца. Равно как и не стала высвобождать Ванечку из-под того, первого умирашки. Существо, что пряталось в тени возле дверного проема, явно имело представление о том, что происходит сейчас снаружи. И понимало, что случится, если оно промедлит.

Сорванная с петель дверь так и лежала на полу. И Зина была уверена: даже Ванечка, которого Бог силушкой не обделил, не сумел бы вернуть её на место в одиночку. Однако рука согбенного существа в один миг подняла над полом дубовую дверь, перенесла её к пустому проему и даже приладила так, что дверь почти без зазоров встала на место. Внутри тотчас же стало еще темнее, но Зина знала, куда идти. И ноги снова слушались её.

Она подбежала к Ванечке и хотела пинком скинуть с него обгорелого умирашку. Но не тут-то было! С ноги Зины во второй раз свалилась одна из туфель, а обгорелый даже не колыхнулся. И Зина поняла, почему. Сумела-таки в густом сумраке рассмотреть спину обгорелого.

На этой черной, как печная копоть, спине что-то выпирало из-под рубахи, разлезшейся рубахи. И сперва Зина даже решила: это просто ребра. Однако потом до неё дошло: человеческие ребра не образовывают такие вот правильные прямоугольники! К спине мертвеца словно бы приросла раздвижная лестница. Судя по всему — чугунная.

Глава 14. За дверью

1

Иванушка понял: Зина углядела что-то диковинное на спине бывшего пожарного. Может быть, что-то, объяснявшее несообразную ни с чем тяжесть его тела. Но сейчас купеческому сыну уж точно было не до того, чтобы гадать — что это могло быть? Да, после того, как с него свалился тот, верхний мертвец — клацавший зубами — Иванушке стало полегче. По крайней мере, ему перестало казаться, что его ребра вот-вот треснут. Однако для каждого вдоха ему все же приходилось напрягаться так, как если бы он вместо воздуха должен был бы втягивать в себя густую патоку.

— Зина! — с присвистом выговорил Иванушка. — Используй махалку как рычаг! Надави на неё всем своим весом!

Девушка мгновенно его поняла: схватилась обеими руками за шестик, торчавший из головы обгорелого. А потом уперлась в пол обеими ногами (на одной из которых снова не было туфли) и потянула палку вниз.

Не слишком толстый шестик заметно выгнулся, и купеческий сын решил: сейчас его махалка переломится пополам. И тогда Зина уж точно ничем не сумеет ему помочь. Но нет: по счастью, палка была из ясеня. А его древесина — не ломкая. Под давлением Зининого веса шестик как бы спружинил, чуть повернул голову обгорелого вбок, а потом — обуглившееся тело начало сдвигаться с Иванушки. Вначале купеческий сын ощутил, как съезжает вбок верхняя часть туловища бывшего пожарного, потом — руки-головни переместились от шеи Ивана в ту сторону, куда мертвеца толкала Зина. И, наконец, всё обгорелое тело с Иванушки сползло — так что он смог снова втянуть в себя воздух, а не патоку и не густой мед.

Зина разутой ногой ещё немного отодвинула обгорелого от Иванушки — откуда только силы взялись! Кашляя и хрипы, купеческий сын приподнялся с пола, поглядел на Зину — но даже не поблагодарил её. Просто позабыл, что нужно это сделать. Вместо этого он перевёл взгляд на дверь, всё ещё удерживаемую многосуставчатой рукой его деда.

— Зина, мне понадобится батюшкин нож. — Иванушка даже сам удивился тому, что голос его звучит хоть и сипло, но вполне отчётливо. — И где-то тут, на полу, должны быть дверные шурупы. Нужно, чтобы ты их нашла! Даже мой дед мертвецов не удержит, если они навалятся на дверь все разом.

«И сколько он ещё захочет их удерживать? — прибавил Иванушка мысленно. — С учётом того, что он и сам — один из них».

2

Татьяна Дмитриевна Алтынова когда-то дала самой себе зарок: более в Живогорск не возвращаться. Случилось это почти пятнадцать лет тому назад, вскоре после того, как погиб её свекор Кузьма Петрович. И, уж конечно, она содержала бы это слово — когда б ни чрезвычайные обстоятельства.

Телеграмма, присланная из Живогорска, застала Татьяну Дмитриевну чуть ли не на полдороге: у неё уже были уложены вещи и куплены билеты на поезд до Санкт-Петербурга — для неё самой и для её пожилой горничной, которая во всех путешествиях её сопровождала. И с минуты на минуту должен был прибыть экипаж, который отвёз бы её на Николаевский вокзал. И вот, поди ж ты: рассыльный из телеграфной конторы порушил все её планы.

А теперь она и сама не знала, что ужасало её больше: мысль о том, что с её сыном могло приключиться непоправимое несчастье? Или осознание того, что она страшно разражается из-за этой телеграммы, которая пришла так некстати? Ведь что стоило мальчишке-рассыльному задержаться на четверть часа! Тогда к моменту возвращения Татьяны Дмитриевны из столицы все уже решилось бы и без её участия. И ехать в Живогорск ей бы уже не потребовалось. А сейчас увильнуть от этой поездки не было никакой возможности. По крайней мере, если бывшая жена купца первой гильдии намерена была в дальнейшем сохранить хотя бы остатки душевного покоя.

Поезда в Живогорск не ходили — не проложили туда железную дорогу. Однако этот чертов городишко отделяло от Москвы каких-то сто восемьднсят верст. И на перекладных можно было бы часов за шесть до него доехать. Но, во-первых, путешествовать таким манером Татьяна Дмитриевна Алтынова не привыкла. А, во-вторых, ехать в Живогорск без сопровождения известного лица вовсе не имело смысла. Чем она могла бы помочь своему сыну, если события в том городишке и вправду приняли столь скверный оборот? Надо полагать, Иван потому и решил отбить ей ту телеграмму, поскольку знал, с кем именно его мать в своё время Живогорск покинула. И рассчитывал на помощь этого человека в гораздо большей степени, чем на её собственную.