Алана Инош - Слепые души
– Здравствуйте, – поприветствовала она меня с улыбкой. – Альбина Несторовна в бильярдной.
И улыбочка у неё была тоже какая-то странная. Недоумевая и уже слегка напрягаясь, я поднялась в бильярдную; там слышались голоса, один из которых я с удивлением узнала: он принадлежал Андрею Фёдоровичу.
– Я очень рад, Альбина. Какое же средство дало такой великолепный результат?
Она ответила:
– В том-то и фокус, что в последнее время я не пользовалась никакими средствами. Они сами начали расти. Разве только...
– Только – что? – сразу насторожился Якушев.
– Ну, не знаю, – неуверенно улыбнулась Альбина. – Не знаю, имеет ли это какое-то отношение... Дело в том, что когда Настя гладит меня по голове, я чувствую какое-то удивительное тепло, исходящее из её руки.
– Интересно, интересно, – проговорил доктор Якушев. – Любопытный случай... Любопытная Настя.
Доктор Якушев и Альбина сидели на диване. Он не видел меня, потому что сидел спиной к двери, а Альбина просто физически не могла видеть. Андрей Фёдорович провёл рукой по тёмному ёжику её волос, а она улыбнулась.
– Вот так она это делает? – спросил он.
– Да, – ответила Альбина. И спросила: – Вы верите в чудеса, Андрей Фёдорович?
– Чудеса бывают, – ответил он с улыбкой. – Я не отрицаю этого.
Не знаю, зачем доктор Якушев это сделал, но он поцеловал Альбину, а она не сопротивлялась. И даже улыбнулась:
– Вам не противно?
– Нет, – сказал доктор Якушев.
Он снова хотел поцеловать её, но в этот момент из моих помертвевших рук выпала сумочка, в которой лежал флакон средства для укрепления и стимуляции роста волос. Доктор Якушев обернулся, увидел меня, и на его лице отобразилось смущение. Встав с дивана, он как ни в чём не бывало поприветствовал меня:
– Добрый день, Настенька. Как вы себя чувствуете? Отчего вы перестали ко мне ходить? Ведь я говорил вам, что необходимо провести ещё несколько сеансов.
– Спасибо, я уже хорошо себя чувствую.
Это сказал странный и глухой, чужой голос, совсем не похожий на мой. Альбина выпрямилась и тоже встала. Протянув ко мне руку, она пробормотала:
– Настенька…
Я бросилась сломя голову прочь, ничего не видя перед собой. Заскочив в какую-то дверь – это оказалась ванная, – я закрылась изнутри и сползла по стене на пол. Мертвящая боль обняла меня холодом, кристаллы инея вонзились мне в сердце. Парализованная, я сидела на холодном кафеле. Перед глазами у меня стояла картина этого поцелуя. Боль согнула меня пополам, и я прижалась к полу щекой.
– Настенька! – послышался за дверью голос Альбины. – Ты здесь? Заинька, милая, отзовись!
Она попыталась открыть дверь, но, разумеется, не смогла. Я не отвечала, сжавшись на полу в позе зародыша: от боли я не могла даже говорить.
– Утёночек, солнышко моё! – звала Альбина. – Я знаю, ты там. Открой, впусти меня. Ты не так поняла… Это не то, что ты подумала. Между мной и Андреем Фёдоровичем ничего нет.
Я молчала. Боль отдавалась во мне ледяными раскатами. Не было ни мыслей, ни чувств – только боль.
– Настя… Родная, малыш, красавица моя! Пожалуйста, выходи. Он уже уехал – я попросила его. Прости… По-дурацки получилось. Не знаю, зачем он это сделал, но между нами точно ничего нет и не было. Поверь мне, милая!
Я не шевельнулась. Альбина звала меня, стучала в дверь, а потом послышалось какое-то шуршание, и её тихий голос раздался уже невысоко над полом:
– Любимая… Солнышко, девочка… Умоляю тебя, открой. Это просто недоразумение. Понимаю, это глупо звучит, но это так. Я люблю тебя, ты же знаешь.
Я подползла к ванне и открыла воду. Зачем – не знаю: наверно, от боли у меня замкнуло в голове. Альбина встревожилась:
– Что ты там делаешь? Настя, открой сейчас же! Открой, или я вышибу дверь!
Я подставила под струю воды ладонь, умыла лицо. Прозрачная, чистая вода с журчанием лилась в белую ванну. Прислонившись щекой к её холодному краю, я смотрела, как вода текла и текла, и уровень её медленно поднимался.
– Анастасия! – раздался голос Альбины уже снова сверху. – Открой, или я сейчас позову Рюрика.
Я подползла к двери и отодвинула щеколду, а потом отползла на место. Она, шаря перед собой руками, искала меня. Наконец нащупав меня, она вцепилась мне в плечи.
– Зайка, что с тобой? Родная, не молчи, скажи хоть слово!
Её голос дрожал от чрезвычайной тревоги, она почти плакала, при этом ощупывая меня и обнюхивая. Я молчала.
Альбина опустилась на пол рядом со мной, и некоторое время молчала, вслушиваясь в журчание воды. Её рот раздражённо скривился, и она, нащупав кран, закрыла его, а потом стиснула мою холодную руку и крепко поцеловала.
Ещё минуту, длинную, как вечность, мы сидели в ванной и слушали ледяную кафельную тишину. Альбина провела рукой по голове, приминая короткий ёжик волос.
– Утёночек мой родной… Верь мне. С Андреем Фёдоровичем у меня ничего нет и никогда не было. Но я его очень люблю…
Это слово – «люблю» – отозвалось во мне пульсирующей судорогой боли.
– Да, люблю, – повторила Альбина. – Он мой хороший друг. Шесть лет назад, когда со мной случилось это… – она дотронулась пальцами до лица, – он очень поддержал меня. Наверно, только благодаря его поддержке я не сошла с ума и не озлобилась на целый свет. Я ему очень благодарна.
В кафельной тишине послышался мой голос:
– Значит, друг?
– Да, милая, – ответила Альбина. – Лишь друг, и не более того.
Ледяное молчание царило ещё долго. Мы уже сидели на кухне, а Мадина заваривала чай. Боль превратила меня в каменную глыбу. Мыслей по-прежнему не было, они тоже окаменели. Мадина ушла, а мы остались с чашками чая, который остыл, так и не выпитый нами.
– Малыш… Сколько ты ещё будешь сводить меня с ума этим молчанием?
Альбина стояла у окна, вдыхая холодный воздух, струящийся в приоткрытую форточку. Не дождавшись ответа, она вздохнула. Подойдя ко мне, она опустилась на колени, накрыв мои руки своими.
– А он, кажется, относится к тебе не совсем как друг, – проронила я, преодолев странное оцепенение.
Альбина покачала головой.
– Нет. Между ним и мной не может быть ничего, кроме дружбы. Ты мой родной человечек, мой сладкий утёночек, моя любимая девочка. Никто, кроме тебя, мне не нужен. Ты сделала чудо… – Альбина провела рукой по голове. – Вот это. Ты обладаешь какой-то целительной силой. Твои руки… Они чудотворные.
Её губы горячо щекотали мне руки, и от каждого их прикосновения на моём обледеневшем сердце оставался талый след.
– Я люблю тебя, малыш.
