Кристофер Пайк - Последний вампир. Черная кровь. Красные кости
Рей отшатывается, ошеломленный:
— Ты шутишь.
— Я могу показать, где похоронено его тело.
— Но ты не могла убить его. Зачем? Как?
— Я отвечу тебе. Я убила его потому, что он позвал меня в свой офис и пытался шантажировать сведениями, которые он обо мне получил. Он грозил обнародовать их. Я убила его, разбив грудную клетку.
— Ты не могла этого сделать.
— Ты же знаешь, что могла. Ты знаешь, кто я. — Я беру со стола миниатюрное подобие пирамиды Гизы. — Египетский мастер сделал ее для меня из прочного мрамора двести лет назад. Она очень тяжелая. Можешь подержать, если не веришь.
Глаза Рея темнеют:
— Я верю.
— Хорошо. — Я держу пирамидку в правой руке. Я сильно сжимаю пальцы, и она рассыпается в пыль. Рей отскакивает назад. — Тебе следует верить всему, что я говорю.
Он быстро берет себя в руки.
— Ты — вампир.
— Да.
— Я знал, что в тебе есть что–то необычное.
— Да.
В его голосе боль:
— Но ты не убивала моего отца.
— Но я убила. Убила безжалостно. Я убила тысячи людей за последние пять тысяч лет. Я — чудовище.
У него на глазах появляются слезы:
— Ты не сделаешь ничего, что причинит мне вред. Тебе надо, чтобы я ушел, потому что ты не хочешь, чтобы я пострадал. Ты любишь меня, я люблю тебя. Скажи, что ты не убивала его.
Я беру его за руки:
— Рей, это одновременно прекрасный и ужасный мир. Большинство людей не видят ужасов этого мира, и для них это благо. Но ты сейчас встретился с ужасным. Загляни глубоко в мои глаза, и ты увидишь, что я не человек, что я, совершаю бесчеловечные поступки. Да, я убила твоего отца. Он умер у меня на руках. Он не вернется домой. И если ты не уйдешь отсюда, то тоже никогда не вернешься домой. Тогда предсмертная просьба твоего отца будет напрасна.
Рей плачет:
— Он просил тебя о чем–то?
— Не на словах. Но, да. Я взяла твою фотографию, и он закричал. Тогда он уже знал, кто я, но было слишком поздно. Он не хотел, чтобы я тронула тебя. — Я глажу руки Рея. — Но для тебя еще не слишком поздно. Пожалуйста, уходи.
— Но если ты так ужасна, почему ты касаешься меня, любишь меня?
— Ты мне кого–то напоминаешь.
— Кого?
— Моего мужа. Раму. В ночь, когда меня превратили в вампира, я была вынуждена покинуть его. Я больше никогда его не видела.
— Пять тысяч лет назад?
— Да.
— Тебе действительно столько лет?
— Да. Я знала Кришну.
— Харе Кришну?
Момент такой серьезный, но я не могу сдержаться и смеюсь.
— Он был совсем не таким, как его сейчас представляют. Кришна был… это не объяснить словами. Он был всем. Это он защищает меня все эти годы.
— Ты веришь в это?
Я запинаюсь, но это правда. Почему я не могу принять правду?
— Да.
— Почему?
— Потому что он пообещал свою защиту, если я послушаюсь его. Так и произошло. Много раз, даже несмотря на свою огромную силу, я должна была погибнуть. Но не погибла. Бог благословил меня. И проклял, — добавляю я.
— Как он проклял тебя?
Сейчас в моих глазах слезы:
— Заставляя меня заново это пережить. Я не могу снова потерять тебя, любовь моя, и я не могу оставить тебя с собой. Уходи, пока не пришел Якша. Прости меня за то, что я сделала с твоим отцом. Он не был плохим человеком. Деньги ему были нужны только для того, чтобы отдать тебе. Я знаю, что он очень сильно любил тебя.
— Но…
— Подожди! — прерываю я. Неожиданно я что–то слышу, звук флейты, струящийся вместе с шумом волн, одна нота, зовущая меня, говорящая, что уже поздно. — Он здесь, — шепчу я.
— Что? Где?
Я встаю и подхожу к широким окнам, выходящим на океан. Рей встает рядом. Внизу, вблизи океана, где волны разбиваются о скалы, стоит одинокая фигура человека в черном. Он стоит спиной к нам, но я вижу флейту в его руках. Его музыка, как всегда, печальна. Я не знаю, играет он для меня или для себя, может, для нас обоих.
— Это он? — спрашивает Рей.
— Да.
— Он один. Мы сможем с ним справиться. У тебя есть оружие?
— Под подушкой. Но оружие не остановит его. Если только не изрешетить его пулями.
— Почему ты сдаешься без боя?
— Я не сдаюсь. Я собираюсь поговорить с ним.
— Я пойду с тобой.
Я поворачиваюсь к Рею и провожу рукой по его волосам. Он кажется мне таким нежным.
— Нет. Ты не пойдешь. В нем еще меньше человеческого, чем во мне. Его не заинтересует, что скажет человек. — Я прикладываю палец к его губам, когда он начинает протестовать. — Не спорь со мной. Это бесполезно.
— Я не уйду, — говорит он.
Я вздыхаю:
— Наверное, уже слишком поздно. Тогда оставайся. Наблюдай. Молись.
— Кришне?
— Бог — это бог. Его имя не имеет значения. Думаю, теперь только он сможет нам помочь.
Спустя несколько минут я стою в трех метрах позади Якши. Дует сильный, пронзительный ветер. Кажется, будто он дует прямо с холодного солнца, висящего, как набухшая капля крови, над туманным горизонтом на западе. Брызги волн прилипают к длинным черным волосам Якши, как капли росы. На мгновение он мне кажется статуей, веками стоявшей возле моего дома. Он всегда был в моей жизни, даже когда его не было. Он перестал играть.
— Привет, — говорю я человеку, с которым не разговаривала с доисторических времен.
— Тебе понравилась моя песня? — спрашивает он, все еще стоя спиной ко мне.
— Она очень печальная.
— Сегодня печальный день.
— День заканчивается, — говорю я.
Он кивает и поворачивается:
— Я хочу, чтобы он закончился, Сита.
Годы совершенно не отразились на его внешности. Чему удивляться, если они не изменили и мою? Не знаю. Я рассматриваю его внимательнее. По–моему, человек за столько лет должен чему–то научиться. Он не может оставаться тем же чудовищем, каким был раньше. Он улыбается моим мыслям.
— Форма меняется, сущность остается, — говорит он. — Это то, что Кришна рассказал мне о природе. Но для нас форма остается прежней.
— Потому что мы противоестественны.
— Да. Природа не терпит захватчиков. Мы не нужны в этом мире.
— Но ты хорошо выглядишь.
— Нет. Я устал. Я хочу умереть.
— А я нет, — говорю я.
— Я знаю.
— Слимом и его людьми ты проверял меня. Чтобы увидеть, буду ли я драться изо всех сил.
— Да.
— Но я прошла испытание. Я не хочу умирать. Уходи. Иди выполняй, что должен. Меня это не касается.
Якша грустно качает головой, и это одна из перемен — в нем появилась печаль. Она смягчила его, глаза стали не такими холодными. Но его печаль пугает меня больше, чем прежде пугало его злое ликование. Якша всегда был полон жизни для существа, которое позже нарекут бессмертным.
