Пауль Локамп - Есть время жить-2
– Кого ждём – с издёвкой в голосе спросил Айвар, – пока водил перебьют? Или тебе до сих пор картина боя не ясна?
– Да ясна, ясна, не ной под руку, – отмахнулся я и улегся рядом с джипом. Да, а нападавших – человек девять. Один уже лежит неподвижно – видно, водители не только в белый свет стреляли.
– Стреляй давай, – начал торопить Айвар, – чего тянешь-то?
– Иди в жопу, а? – не отрываясь от прицела, отрезаю я.
Справа что-то бурчит Айва, но я уже не слышу. Надо отключиться от всего на свете, покой… Я одно целое с моей винтовкой… Даже сердце стучит медленнее, словно метроном, настроенный на двадцать ударов в минуту. Выдох, вдох… Медленный полувыдох, словно я отдаю винтовке часть своего тепла и она оживает в моих руках. Я растворился в металле. Я там, куда должна ударить пуля. Спусковой крючок – только маленькая точка на моём указательном пальце. Нервами, горлом, сердцем ощущаю этот момент, когда сухо щёлкнет спуск.
Выстрел!
Один из нападавших, устроившийся на левом фланге, дергается и мешком заваливается на бок. Есть контакт. Перезарядка, цель… Это уже не я беру поправку на цель. Мир рождается там, на срезе ствола. Меня здесь нет, я пуля, за миг до пробуждения…
Выстрел!
Минус два. Перезарядка, цель. Нет, третьего выстрела не требуется. По-моему, парни поняли, что двое убитых за очень короткий срок – это маленькая заявка на большие неприятности, и спешно отступают к машинам, оставив на асфальте два трупа. Ну и слава Богу, не хочу вас убивать. Идите с миром…
Аминь.
Айвар
28 апреля, часом позже
Этих идиотов ещё уговаривать пришлось, трипперного осьминога им в задницу. Что? Да и плевать, что не влезет, сапогом утрамбовать! После того, как мизерабли с большой дороги дернули к машинам и отступили, водилы решили, что самое лучшее – это начать стрелять в нашу сторону. Идиоты. Эдак и подстрелить могли, случайно. Объясняй потом на том свете, что по ошибке сюда попал. Орать на триста метров пробовали? Не советую… Грешным делом подумал, что Робби и этих придётся валить наглухо. Слава Богу, обошлось. И то совершенно случайно – рация, у одного из них, жирдяев, на сканировании частот стояла. Ну я и вывалил в эфир всё, что помнил с времён службы на тихоокеанском флоте, и не замолкал, пока не образумились.
Водилы оказались из российской транспортной конторы. На двери одной из машин красовалась небольшая, наполовину ободранная наклейка. …иево-Посадский р…он, Сергиев Посад, Моско… ш….ссе, …
Первую машину спасти не удалось – сгорела. Машины вообще быстро выгорают. Я в этих делах не специалист, но, по-моему, у них баки полупустые были, раз полыхнуло. Со второй машиной было получше. Кабину в нескольких местах продырявили, но ничего серьёзного, завелась без проблем. Когда разговорились, выяснили, что пробираются они из самого Ростока, где застряли в рейсе. Далеко мужики забрались, ничего не скажешь.
– А какого чёрта вы через Шилале двинули? – спросил я. – Если через Советск ехали, там же прямая дорога на Таураге и потом на Шауляй. И вообще, почему через Мариямполь?
– Так с нами два литовца были, из Шилуте, грех своим не помочь, – объяснил самый старший из водил, бородатый мужик лет сорока пяти. Здоровый такой, кулаки размером с хороший арбуз. Колоритная фигура, на такого глянешь – и сразу Илья Муромец на ум приходит.
Да, «своим»… Наконец-то до людей доходить начинает, что все распри на национальной почве – не более, чем любимая игрушка политиков.
– Мы с ними ещё там, в Ростоке познакомились, – продолжил он, – тоже водилы, в первые дни вместе выживали. Сначала на трёх фурах шли, но их машина в Польше осталась, нарвались на «дорожный патруль». А до этого три недели в Варнемюнде отсиживались, с мужиками из Украины. Выживали понемногу. Трудно, но можно. А местным так вообще трындец полный.
– И как Европа сейчас выглядит? – спросил я.
– Европа, – мужик нахмурился, – хреново выглядит. Нет уже этой Европы. В Польше ещё живых видели, дальше глухо. В самом Ростоке, ближе к порту, ещё живых можно встретить, а так только дохлятина бродит.
– А оружием где разжились?
– В Польше, по случаю, – махнул рукой он.
– Понятно. Ладно, мужики, одну машину вы потеряли, придется теперь на одной. Плохо, конечно, одним бортом в такую даль, но может, по дороге что-нибудь подберёте. Еда есть?
– Не голодаем.
– Ну и лады, тогда бывайте.
К нам подошёл Робби, который вместе с Астой ходил осматривать трупы. Хмуро оглядел водителей.
– Там три трупа. Два моих, один ваш. На вашем был пистолет, видно, не успели забрать. На моих пусто, забирайте, – он протянул одному их мужиков потертый Макаров. – Помощь какая-нибудь нужна?
– Да какая тут помощь, и так уже помогли.
– Ну и ладно тогда мы поехали. Айва, Аста, уходим.
Отморозки, напавшие на дальнобойщиков, наверняка уже убрались с трассы и теперь пылят где-нибудь по деревням и весям. Ищи их теперь. Да и нахрен они нам сдались? А ещё через полчаса мы неожиданно увидели впереди знакомый борт с пулемётом на турели. Нагнали таки наших путешественников. В эфире щёлкнуло, и Сашка усталым голосом выдал новость:
– Прямо как договаривались. Живы, отморозки рекламные? Притормозите, у меня тут раненый.
Твою мать! И эти куда-то влипли. Раненым оказался Линас. Получил пулю в плечо и теперь сидел, откинувшись в кресле, тихо матерясь по поводу деревенских. На обратном пути, когда они проезжали Кельме, по ним кто-то выстрелил. Один выстрел, скорее всего, наугад – и на тебе. Пуля, она, как известно, дура-с. Аста занялась Линасом, которого мы пересадили в нашу машину, а Робби пересел к Сашке.
Роберт
28 апреля, полдень
– Сашка, хотел спросить, а чего ты тогда баб так негуманно вальнул? Застрелил бы всех, и делов. А тут устроил, понимаешь, битву пауков в банке, – спросил я, когда ты тронулись дальше.
– Роберт, ты знаешь, я мент, а не легавый. Просто так, ради экономии патронов, не стал бы этих сук зомби скармливать. Но, извини, мне разговора с двумя персонами хватило по уши. Ещё бы с одной пообщался – и вообще нахер, сжёг бы всех заживо.
– И чего они натворили? У меня, знаешь, фантазия большая. Неужели не заплатили налоги родному государству?
– Иди нахер, а?
– Уже ушёл.
Сашка помолчал, пожевал фильтр сигареты и нехотя выдавил из себя:
– Этому малышу, сынишке Римаса, так его, вроде, звали, ещё повезло, что он вместе со своим папкой умер. Они там такое устраивали – фашисты с лабораториями в концлагерях просто дети. Знаешь, Роберт, я, когда на земле работал, всякого насмотрелся. И на младенцев новорожденных, на помойку выброшенных, и на женщин, которых убивали собственные сыновья, потому что мамка денег на ночной клуб не дала. Меня этим дерьмом удивить сложно. Но тут… Холодная расчетливость и абсолютное непонимание, что они творили. Понимаешь, реплика одной бабы возмутила, даже кровь вскипела. Мол, сейчас время такое, сейчас можно всё. И вообще, имею право на справедливый суд и адвоката. Типа или давай судью найди в этом беспределе, или не лезь. И всё это с ухмылочкой такой, стерва. А что они там творили – извини, не хочу, чтобы ты мне салон блевотиной загадил. – Сашка ударил рукой по рулю. – Суки.
