Юрий Бригадир - Аборт
— А, простите, думал друг, — неожиданно вежливо сказал сын, и я мгновенно вспотел.
— Ты… — вскочил я с бильярдного стола, — ты меня слышишь?
— Слышу… Вы пропадаете…
Тут он был абсолютно прав. Я сейчас пропадал без всякого преувеличения.
— Сынок, это я!
— Папа? — неожиданно спросил сын и перестал клацать кнопками, — но ты ведь…
Когда стоишь на тысячном этаже в офисном здании на пожарной лестнице, тебе некого стесняться. Главное — не пугать того, кто говорит с тобой по телефону. Поэтому дурацкие, незапланированные слезы просто стекали вниз по моему небритому лицу, жгли кожу, а некоторые, особо крупные, уходили под рубашку и там остывали. Просто не надо менять голос, не надо орать и не надо всхлипывать. В конце концов, есть рукав. Я осторожно засмеялся. Мне очень хотелось это сделать, пусть даже и через боль.
— Ну да. Только это ж ничего не меняет. Я тебя всегда буду слышать. Вот будешь ли ты — неизвестно. Я звоню тебе уже несколько недель. Даже не знаю, сколько раз. Сто, двести… не считал.
— А я решил, что у меня сотовый барахлит. Беру трубку, а там шум. Ну, словно радио не настроенное. Попросил маму, чтобы она мне другой купила, а она говорит — денег нет. Я разозлился.
— На нее?
— Да нет. На тебя, наверное. Ты так ушел по-дурацки… не вовремя. Ты бы мне сразу купил.
Я улыбнулся. В общем, не горько. Хорошо улыбнулся, по-настоящему.
— Я тебе приносил из магазина сотни вещей. Нужных и ненужных. Думал, что так вот любят, понимаешь. Вернее… я знал, что так не любят, но очень хотел, чтобы внешне так казалось.
— Я помню! — ответил сын, — ты все время приносил ерунду. Почти всегда. Правда, компьютер ты очень хороший купил. А иногда я утром хотел видеть тебя, а видел очередную дрянь.
— Это просто потому, что я тоже хотел видеть тебя. Но у нас в восемь тридцать всегда планерка. То есть, я должен был выходить в семь сорок пять, а лучше — семь тридцать, тогда я точно не попадал в пробки. И так каждый день. Я заходил в твою комнату и оставлял на тумбочке очередную вещицу. Ты ведь спал. А будить я тебя не хотел. Жалко было.
— Игрушки не умеют говорить…
— И ничего не передают. Я теперь это понимаю. Просто теперь у меня появилась куча времени… да не то слово — куча. Бездна. Я не знаю, может быть — вечность…
— У тебя плита такая черная, полированная, на могиле. Розы искусственные, темные… настоящие тоже были, но эти, говорят, надолго. На плите фотографию сделали, но не в рамке, а прямо на камне. Красиво.
— Да ладно, неважно. Это ведь не мне.
— Почему не тебе? А кому?
— В том-то и парадокс, что вам. Живым. Ты туда не ходи, сынок, нет там меня, и не будет. Просто иногда звони.
— Я один раз попробовал. Сказали — номер не существует.
— Ну да, он корпоративный. После смерти его ликвидировали. Не переоформлять же на живого. Кто будет с таким номером ходить? Но числа — они навсегда. Поэтому набирай меня иногда.
— Хорошо. А что мне делать?
Я засмеялся, глотая слезы.
— Я бы тебе миллион советов дал, да ты все по-своему сделаешь. У всех так, без исключения. Просто живи, просто думай, маму не забывай… Глупо, да? Какие тут советы. Когда у тебя самого будет сын, ты все это заново пройдешь. Обиду, непонимание, отторжение. Но все это не мы придумали, так что придется терпеть.
— Я постараюсь. А ты сейчас где?
— Не знаю, сынок. Куда-то иду. Да это неважно. Теперь у меня все наладится, раз ты ответил. Видишь, сколько всего в белом шуме…
— Мама тоже на тебя злилась. А теперь, вроде, ничего, подобрела.
— Да понятно. Злость ведь не навсегда. Натворил я, конечно. Но кто бы знал — как надо…
— Папа… снова шум… ты… потом… я успею… тебя!!!
Нарастающее шипение поглотило голос сына.
— Извините, абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети, — удивительно бесстрастно отчитался робот.
— Да теперь уже насрать! — заорал я, сунул сотовый в кобуру, снял пиджак и швырнул его в угол, — я, блядь, не зря прожил!!!
Я побежал наверх, перепрыгивая через одну, иногда даже через две ступеньки, с удовольствием ощущая усталость. Этажей через пять я перестал пропускать ступеньки, а еще через пару оказался в огромном остекленном зимнем саду, где стены уходили вверх куполом и где-то далеко вверху почти смыкались.
Это было неожиданно, и я остановился. Солнце пробивало весь этот прозрачный купол наискосок, и было кристально, отравляюще тихо. Каменный пол с непонятным серебристо-белым узором был очень звонким. Стоило шагнуть — и звук начинал летать по всему помещению, многократно отражаясь от стен. За небольшими бордюрами дышали роскошные острова зелени — цветы, кусты, небольшие деревья. Где-то журчала вода. Посредине стояла обычная стойка-ресепшн, только в форме кольца, за которой несколько человек работали за компьютерами.
Как только я подошел близко, девушка-харон в серой, но удивительно чистой и отглаженной форме, встала и дежурно улыбнулась:
— Здравствуйте, Александр, мы вас ждали.
На противоположной стороне кольца один парень мельком оглянулся, ничего не сказал, и снова уставился в монитор. Еще один харон сбоку что-то набивал на клавиатуре, не обращая ни на кого внимания. В этот момент послышался стук когтистых лап, из-за кустов вышли две серые овчарки, внимательно на меня посмотрели и медленно легли на прохладный каменный пол, положив морды на лапы.
— Здравствуйте. Я, наверное, задержался? — настороженно посмотрев на них, ответил я.
— Немного… Ничего страшного. Я смотрю, вы запыхались.
— Лифт же не работает!
— Когда-то работал, — улыбнулась девушка, — да никто его не оценил. Пришлось отключить.
— А как же пожилые или там — инвалиды?
— Для них у нас другой офис. Впрочем, ладно… Вот ваш ключ, — она положила на стойку ярко-зеленую пластиковую карточку, — раньше были настоящие, металлические, но их почему-то теряли, и у нас был целый штат ключников.
— А эти не теряют?
— Эти нет. Опять же непонятно — почему. Но нам легче, их же просто кодировать.
— Ну, это понятно, электроника. И куда мне?
— Вот переход — по нему прямо, направо и вверх по лестнице, на двери кружок, его цвет должен совпадать с карточкой.
Она подняла карточку и показала ее лицевой стороной. Зеленая до невозможности. «Ваша визитка — говно», — вспомнил я ни к селу, ни к городу знаменитое выражение Артемия Лебедева и усмехнулся.
— А если я дальтоник? — спросил я.
— Хм. Или слепой, да? — весело эхом откликнулась девушка.
— Как вариант… — пожал я плечами.
— Идите уже, — мягко сказала сотрудница, — не создавайте очередь.
