Эдуард Веркин - Час охоты
– Заходи.
Каморка была микроскопической, но идеально чистой, сверкающей и светлой. Посередине стоял невысокий хирургический стол с приставной лесенкой. В углу автоклав и лоток с инструментами в спирту.
– Колянчин придет через час, – сказала она. – Может, чуть позже. Не будем ждать, ждать нам нельзя. Залезай на стол.
Я забрался на стол. Она намочила ватку спиртом. Потом посмотрела на ватку и бросила ее в корзину, взяла сразу бутылку. Растворила в спирте зеленоватую таблетку.
– Терпи. Не будешь дергаться?
Я покачал головой.
Она взболтала бутылочку, подождала, пока осядут пузырьки, и вылила мне на шею.
Спирт зашипел, в башке взорвался серебряный вихрь, рана вспыхнула и захолодела.
– Терпи. – Жена Колянчина набрала на ватный тампон густой мази. – Может снова быть больно.
Она мазала мне шею. Больно не было, мазь помогла почти сразу. Кожа стала стягиваться, чесаться и, как мне показалось, даже потрескивать.
– Кто это тебя? – спросила она. – Полиция?
Я покачал головой.
– Кто тогда?
Я не ответил.
– Ладно. Колянчин придет, позвонит твоим. Тебя повесить, что ли, пытались? В городе черт-те что происходит… Колянчин говорит, что кошке недавно челюсть вырвали…
Я гавкнул.
– Тоже слышал? – улыбнулась жена Колянчина. – Или кошек не любишь? Ладно. Надо еще укол от столбняка сделать.
Она открыла небольшой шкафчик и стала искать ампулу.
– Куда все это катится? – ворчала она. – Собак вешают, кошкам челюсти вырывают… Да что там кошки – люди пропадать стали! Я говорю Колянчину – надо отсюда уезжать, надо поближе к сыну перебираться, а он все одно – что пятнадцать поколений Колянчиных жили и умирали здесь, и что он отсюда никуда не поедет. Я ему говорю – поедем, а то поздно будет. А он все свое. Ну, хоть ружье тогда достань, говорю! А он и ружье не достал.
Она нашла нужную ампулу и стала спиливать колпачок.
– Колянчин, говорю, тебе что надо, чтобы реки кровью потекли? Чтобы Звезда Полынь взошла?
Это она, конечно, преувеличивала. Никакого апокалипсиса у нас тут не планировалось. Просто одна маленькая мерзкая тварь.
Она набрала в старомодный стеклянный шприц противостолбнячной сыворотки и велела мне стоять смирно. Затем загнала иглу мне в заднюю левую ногу. Нажала на поршень.
– Готово. – Жена Колянчина бросила шприц в раковину. – Можешь идти. А домой тебе мы позвоним. Пусть там разберутся. А если не разберутся, то я сама в полицию позвоню. А то так мы до чего докатимся-то?
Я слез со стола. Подошел к ней. Лизнул в руку. Я вообще-то не люблю таких вещей, какие-то они уж очень унизительные, и для собаки и для человека. Но в данной ситуации по-другому я ее никак не мог отблагодарить.
– Оставь, – она сразу спрятала руки за спиной. – Взрослая собака, а туда же. Иди лучше.
Мне стало немного стыдно. Я потупился и стал пятиться к двери.
– Погоди-ка! – она вспомнила о чем-то и выбежала из комнатки.
Она накормила меня сырниками. Много я есть не стал, хотя проголодался сильно, запросто навернул бы, наверно, целую тарелку, а то и две. Но я съел всего пять штук, а потом ушел.
К вечеру я вернулся домой. Я не мог оставить их одних и вернулся. Меня встретила Ли. Она сидела в саду и читала книжку «Вини-Пух и все-все-все», главу про наводнение. Актуально, учитывая нашу жару. Я подошел к ней и сел рядом.
– Что с тобой? – спросила она. – Ты жутко выглядишь. Шерсть вся всклокочена, перемазан в чем-то… Кровь, что ли? Зеленка? Давай я тебя вытру.
Ли достала носовой платок и стала вытирать мне спину.
– Осторожней надо, – приговаривала она. – Тут кто-то опять в городе чего-то натворил. Предки не говорят, но полиция приезжала. Спрашивали. На!
Ли сунула мне крекер, спросила:
– Ты что, под машину попал? Бедный… Ухо порвано.
Стала гладить меня по голове. Это было здорово. Я уснул, ладно, ухо разорвано, ухо зарастет, на мне как на собаке все заживает, бродячий дух, ничего не поделаешь…
И мне снова снились цветные сны. Ромашки, или другие цветы, белые и желтые, целое море, бесконечное, спокойное, солнечное. В этом море хотелось остаться, хотелось лечь, подставить солнцу бок и смотреть на фиолетовых божьих коровок. И уснуть. Я понимал, что это сон, и хотел уснуть внутри него…
– Надо с ним что-то решать, – сказала Ма твердо.
Я проснулся. Они разговаривали, стояли под деревом, недалеко, меня не видели.
– Что ты молчишь?
– А что мне прикажешь делать? – злобно спросил Па. – Взять револьвер и пристрелить его?
Теперь промолчала Ма. Довольно долго, потом вдруг достала сигареты.
– Опять? – спросил Па. – Ты же бросила.
– Ты говорил, что у тебя есть какой-то друг на севере.
– Есть, – кивнул Па. – Есть. Я ему позвоню…
– Позвони. – Ма вытянула сигарету до фильтра и затушила ее каблуком.
И тут я услышал, что от нее пахнет страхом. От нее так пахло только один раз, когда у Ли случился аппендицит, и Ма три дня не отходила от ее постели. И теперь вот.
– Завтра же позвоню… – как-то нерешительно произнес Па. – Найду телефон…
– Мне кажется, это все неспроста. – Ма смотрела в пол.
– Что неспроста? – не понял Па.
– То неспроста. Сегодня нашли рыбака.
– И что? – У Па вдруг затряслись руки.
Ма закурила вторую сигарету.
– Он был… искусан… До смерти. Полиция считает, что это могло сделать какое-то животное…
– Какое животное? – тупо спросил Па.
– Большое. Волк. Размером с волка.
– Не хочешь ли ты сказать, что это сделал наш Бакс? – Па сделал большие глаза.
Я не видел, просто знал. У меня у самого глаза выпучились. Меня подозревать…
– Я ничего не хочу сказать! – Ма сломала пальцами сигарету. – Я ничего не хочу сказать! Я боюсь.
Па почесал голову.
– Я боюсь, – снова сказала Ма. – Я его боюсь. Помнишь ту книжку? Где днем собака была как собака, а ночью уходила в поселение и давила детей. Потому что когда она была щенком, дети привязывали ее к батарее и били проволокой. Утром собака приходила домой и ложилась спать. И никто не знал, что это она. И в конце концов она пришла вся в крови и с пропоротым боком…
Па хихикнул.
– Чего ты смеешься?! Ничего смешного нет! Он вполне мог это сделать. Бездомного загрызли как раз тогда, когда Ли уезжала. А ты помнишь, где был Бакс все это время?
– Нет, – покачал головой Па. – Не помню. Мне кажется, что его вообще дома не было. Он где-то болтался…
– Ты видел его сегодня?
– Нет еще, – ответил Па.
– Он пришел весь перемазанный в крови. И вообще, выглядел страшно.
Па почесал подбородок, этот звук сложно с чем-то спутать.
– Только не вздумай сказать Лиз, – попросила Ма. – Ничего не говори про рыбака, пусть она ничего не знает…
