Финт хвостом - Кинг Стивен
Пять котят [15]
Наоми – которая только-только входила в подростковый возраст, когда дети становятся долговязыми и неуклюжими – прижалась ухом к стене гаража, вытянувшись в полный рост, как будто хотела залезть на крышу. Сначала она услышала звук. Наоми знала про дикую кошку, которая жила на болотах и которой каким-то непостижимым образом всегда удавалось спасаться от стаи койотов, обретавшихся в топях, и вроде бы видела ее раньше, несколько раз рядом с домом. Но этот звук было не спутать ни с чем: так могут мяукать только маленькие котята. Наоми пошла к отцу.
– Они там умрут, котята.
– Нет, – сказал он. – Мама-кошка знает, что делает. Она принесла их сюда, чтобы до них не добрались койоты. Когда придет время, мама выведет их наружу. Они – животные, Наоми, в них заложен природный инстинкт. Лучше, чем мама-кошка, никто о них не позаботится. Стена – замечательная защита от хищников…
– Что такое хищники?
– Большие и страшные звери. Все, кто ест котов.
– Вроде койотов?
– Ага.
– А где папа-кот?
– На работе.
Отец показал Наоми участок стены, который был тоньше остальных, и научил ее слушать, что происходит внутри, через стакан. Она приставила стакан к стене и прислушалась. Сначала она удивленно ойкнула, потом прищурилась и случайно уронила стакан, который, разумеется, разбился.
– Надо убрать за собой, – сказал отец.
Наоми была босая, и ей пришлось аккуратно обойти осколки и масляные пятна от автомобиля, чтобы добраться до веника. Она смела осколки в кучку и снова прижала ухо к стене. Отец уже ушел на задний двор и запустил там газонокосилку. Она хотела еще поспрашивать его о котах, но сейчас он был занят и это был один из немногих его выходных за последнее время, поэтому Наоми решила повременить с вопросами. Она пошла в дом и рассказала матери про кошачье семейство. Мама проявила куда больше участия и интереса. Она вообще очень любила животных, и именно мама помогла Наоми спасти малышей опоссумов, которых они подобрали на обочине шоссе неподалеку от Хемета. Маму-опоссума сбила машина, и хотя Наоми понимала, что ее дети наверняка обречены, они с мамой сложили их в сумку с продуктами и отнесли к ближайшему ветеринару, который пообещал сделать все, что сможет. Мама относилась к животным более трепетно, чем отец, и они вместе с Наоми вышли во двор, чтобы проверить стену.
– Вот тут дыра, рядом с водосточной трубой. Наверное, кошка пролезла тут. Молодец, мама-кошка. Сообразила, как защитить детенышей. – Мать указала на место чуть ниже карниза, где труба только отчасти закрывала дыру, которую отец случайно пробил, когда ремонтировал крышу.
– Я ее видела раньше, – сказала Наоми. – Маму-кошку. Она ловит сусликов в поле. У нее вид такой боевой. Отец сказал, что она спрятала здесь котят, потому что это у нее такой инстинкт.
Мама задумчиво посмотрела на мужа, который косил лужайку на заднем дворе.
– У него выходной, и он косит лужайку… Мы его видим только за завтраком и перед сном, а в выходной он косит лужайку.
– Это у него такой инстинкт, – сказала Наоми. В воздухе пахло дымом от выхлопов газонокосилки и свежескошенной травой. Пылинки и пух одуванчиков ярко искрились в желтых лучах солнца.
Наоми думала о котятах весь день.
– Интересно, а сколько их там?
– Я думаю, несколько, – сказала мама. – Может быть, пять.
– А почему у людей не бывает сразу так много детей, как у кошек?
Мама рассмеялась:
– У некоторых бывает. Но они сумасшедшие. Поверь мне, когда ты будешь готова сама завести ребенка, ты не захочешь нескольких сразу.
– Я очень-очень хочу детей, – сказала Наоми. – Когда у меня будут дети, я буду беречь их и защищать. Как мама-кошка.
– Тебе еще рано задумываться о детях.
– Но ведь я появилась, когда тебе было всего восемнадцать.
– Ну, все равно у тебя еще девять лет впереди. И тебе еще нужно успеть найти мужа.
Отец, который слышал их разговор, оторвался от газеты:
– По-моему, ты слишком торопишься, Джин. Ей еще рано об этом думать.
Мама стрельнула глазами на мужа и опять повернулась к Наоми.
Гостиная была выдержана в синих и голубых тонах, и Наоми иногда думала, что это огромное море и она плывет по нему на диванной подушке, а родители далеко-далеко от нее, где-то на глубине.
Вот папин голос булькает где-то вдалеке. Он что-то ей говорит – что-то, что ей совершенно не интересно, – но она знает, как накрыть надоедливый голос волной, чтобы он ей не мешал.
После ужина Наоми забралась на крышу по водосточной трубе с фонариком, зажатым в зубах, который все время норовил выскочить, из-за чего ей казалось, что ее сейчас вырвет. Она ухватилась за край крыши, стараясь не порезать пальцы об острый выступ трубы, и вставила левую ногу в промежуток между трубой и стеной. Направив фонарик в дыру, она увидела пару свирепых, сверкающих красным глаз и какое-то шевеление. И больше ничего. Глаза, горящие в темноте, немного ее напугали, и она попробовала высвободить ногу, чтобы спуститься вниз; но нога застряла. Мама-кошка высунулась из дыры, так что теперь ее морда была прямо напротив лица Наоми. Наоми услышала угрожающее рычание, которое было совсем не похоже на кошачье. Она испугалась и уронила фонарик. Кошка опять зарычала и полоснула ее по лицу когтями. А потом Наоми все-таки удалось высвободить ногу, и она упала с высоты около пяти футов, приземлившись на мягкое место. Ноги пронзила острая боль.
Мама выскочила из дома и подбежала к ней.
– Господи! Что ты тут делаешь? – Она помогла дочке подняться на ноги.
– Моя нога… – простонала Наоми.
Нога болела нещадно, так что Наоми совсем не хотелось двигаться. Но мать подхватила ее на руки и отнесла в гараж, где был свет. Наоми увидела кровь. Но она вовсе не била фонтаном, как представлялось Наоми, а тихонько сочилась из мелких ранок, как моросящий дождик.
– Ты поранилась осколками, – сказала мама и быстро вытащила их из раны. У Наоми даже не было времени, чтобы как следует разреветься. Слезы просто текли по щекам. Нога горела огнем.
На крики вышел отец. Он был в белых боксерских шортах и старой серой футболке.
– Что тут у вас приключилось?
– Она сильно порезалась.
– Я же ей говорил, чтобы она убрала осколки… – Он повернулся к дочери и спросил уже мягче: – Я ведь тебе говорил, что их нужно убрать, Наоми?
Наоми смотрела на него сквозь слезы. Ее взгляд как будто скользил по предметам, ни на чем не задерживаясь. Все было размыто.
– Ее надо отвезти к врачу, – сказала Джин.
– Ага… Вот только где бы нам взять триста баксов?
Джин промолчала.
– Мы сами справимся, правильно?
Джин как будто хотела что-то сказать, но передумала. Повисла неловкая пауза.
– Наверное, справимся… Господи, Дэн. А если это серьезная рана?
– Обычный порез. Самым обыкновенным стеклом. Ты ведь сумеешь его зашить?
– Милая, – мама повернулась к Наоми, – а ты сама как считаешь?
– Делай, как хочет отец.
– Она всегда меня так называет, – вставил отец. – Не папуля, не папа. Отец. Разве не странно?
Джин пропустила замечание мужа мимо ушей. Она приложила теплую ладонь к влажной щеке дочери.
– Когда что-то болит, плакать – это нормально.
– А еще она никогда не смотрит мне в глаза, – продолжал распаляться Дэн. – Ты не замечала? Ты у нас мама, а я отец.
Черт…
Он говорил что-то еще, но звуки начали расплываться, потому что Наоми вдруг показалось, что она слышит, как там – в стене – мяукают котята. Все громче и громче…
И даже тогда, когда мама достала свой швейный набор и сказала, что больно не будет, хотя с виду оно и страшно, Наоми казалось, что она слышит котят.
Швы сняли через неделю. Правда, остался широкий белый шрам, но могло быть и хуже. Нога совсем не болела, только легонько потягивала, если Наоми прыгала через скакалку. Всю неделю Наоми почти не выходила на улицу из-за температуры, которая, по словам мамы, поднялась из-за воспаления в ране. Все эти дни ока только и делала, что смотрела повторы «Я люблю Люси», жевала соленые чипсы и попивала колу. Не самое плохое занятие, надо сказать. Как только температура спала, Наоми отправилась проведать котят, прихватив с собой банку тунца. Коты любят тунец, а мама все равно не хватится этой банки. У них этих консервов – полная кладовка.