Алые Евангелия (ЛП) - Баркер Клайв

Времени у него оставалось совсем немногою Поэтому он не стал ожидать в Доме Стока, а энергично зашагал, надеясь быть замеченным, в сторону более оживленных троп, бежавших между блоками, отведенными под кельи. Однако этим он не хотел обеспечить себе алиби. На самом деле, он не нуждался в нем, потому что вскоре все, кто его видел, будут мертвы, прежде чем смогут дать показания. Его единственная забота заключалась в возможности обнаружения птиц. Но, к его удовлетворению, их существование осталось незамеченным его братьями и сестрами. Ощущение жизни переполняло его в те славные минуты ожидания.

Чувства его клокотали, он поднялся по ступеням на стену над воротами и окинул взором город. Тут и там горели обычные огни, а на втором от него мосту он видел яростную схватку между охраной правящего режима, они в черно-серебристой униформе, и непокорной массой граждан, вынуждавших охрану отступать благодаря простому превосходству в численности.

Самодельные зажигательные бомбы приземлялись среди охранников, извергая во все стороны языки оранжевого пламени, жертвы, пытаясь сбить огонь, прыгали с моста в воду. Но огонь был невосприимчив к своему древнейшему врагу; горящие стражники ныряли вглубь, чтобы погасить пламя, но когда всплывали, оно мгновенно разгоралось снова. Он слышал пронзительные крики охранников, пожираемых пламенем. Это всего лишь бизнес, как обычно.

Но затем раздался другой крик — на много ближе. Он услышал продолжительный скорбный крик из монастыря позади себя. Не успел он затихнуть, как раздались другие два, и почти сразу еще три или четыре. Ни один из них, конечно, не был криком боли. Это были души, жившие в состоянии нескончаемой добровольной агонии, чтобы заслужить место в Ордене, а казнь, подготовленная Жрецом Ада, была рассчитана на эффективность, а не потакание его желаниям.

Когда один из бумажных солдатиков Жреца Ада находил намеченную жертву, оказывалось дурное влияние Предписания, после чего в распоряжении у жертвы оставалось всего восемь-девять ударов сердца, каждое из последующих было слабее предыдущего. Крики, которые он слышал, выражали неверие и ярость, но ни один из них не звучал долго.

Среди тех, кто работал на умерших и умирающих членов ордена, воцарилась паника, однако проклятые, подобные Феликссону, были призваны раболепно служить своим хозяевам. Теперь, когда их хозяева валились с искривленными от ярости ртами, рабы взывали о помощи только для того, чтобы понять, что то же самое, скорее всего, происходит и во всех других кельях монастыря.

Наконец Жрец Ада вступил в монастырь, идя по тропам между корпусами келий и только мимолетно посматривая вправо и влево. Его браться и сестры бились в последних предсмертных агониях. Жрецы, жрицы, дьяконы и епископы лежали там же, где и упали, некоторые на пороге, как будто все, что им было нужно, это один глоток свежего воздуха, другие угадывались только по протянутым конечностям, видимым через полузакрытые двери.

Всё, что объединяло это множество мертвых, — кровь. Она изверглась из тел под силой конвульсий, как и планировал Жрец Ада, нанося кистью свои Предписания. Смертельные спазмы, наложенные им на них, были жестокостью его собственного изобретения и возможны только потому, что законы магии делали с телом то, чего не могла природа. Как только Предписания достигали своих жертв, они за считанные секунды перестраивали их внутренности, так что их тела превращались в наполненные кровью кувшины, извергающие свое содержимое в течение двух, максимум, трех конвульсий.

Проходя по жилым корпусам, он столкнулся с еще живыми жертвами только два раза. В первом случае кто-то схватился за подол его одеяния. Он посмотрел вниз и увидел жрицу, с которой он работал несколько раз на сборе душ. Она была при смерти, кровь сочилась из каждой поры ее тела. Он вырвал свою мантию из ее ослабевающей хватки и быстро двинулся дальше.

Во втором, он услышал, как кто-то громко позвал его из кельи, мимо которой он проходил. Внутри он увидел, в футе или около того от двери, прислонившегося к стене крайне дородного брата в черных очках, который никогда не нравился ему и который, в свою очередь, отвечал ему взаимностью.

— Это твоя работа, — проговорил громоздкий жрец из своей кельи.

— Ты ошибаешься, — ответил Жрец Ада.

— Предатель!

Он повысил голос, поскольку обрел больше уверенности в своих обвинениях, но вместо того, чтобы побуждать его кричать еще громче, двигаясь дальше по коридору, Жрец Ада вошел в келью, пребывая в полной готовности покончить с обвиняющим его Сенобитом с помощью руки и крюка. Оказавшись внутри, Жрец Ада увидел развернутые останки своего Исполнительного Предписания, лежащие на полу. По какой-то причине, возможно, из-за большого веса грузного брата, оно еще не возымело на него.

— …убийца… — пробормотал толстяк.

На этот раз он не выкриктвал обвинение, хотя ему явно хотелось, так как его лицо внезапно побледнело и изнутри его тела донеслись громкие звуки. Его смерть уже стояла на пороге.

Жрец Ада отпрянул от своего умирающего собрата. В этот момент произошло одновременно две вещи: толстяк протянул руку и ухватился за переднюю часть одеяния Жреца Ада, а затем у него случилась конвульсия: его дородное тело исторгло струю горячей крови, которая с такой силой ударила в лицо Жрецу Ада, что обожгла его плоть.

Жрец Ада схватил толстую руку и одним сжатием сломал все пальцы, стремясь освободиться от захвата. Прежде чем он смог освободиться, тело собрата содрогнулось от второй конвульсии, более мощной, чем первая. Внутреннее содержимое окатило Жреца Ада словно приливная волна, умирающий тучный брат соскользнул по стене, а его хватка на убийце ослабла, когда жизнь, наконец, покинула его. Жрец Ада повернулся спиной к брату и покинул келью, возвращаясь в гулкие коридоры, быть залитым кровью — не плохая маскировка.

Он решил, что видел более чем достаточно. Не потому, что увиденное ошеломило его. На самом деле, он был очень горд увидеть достойные плоды своих трудов. Но это была только первая часть его плана. Все прошло без сучка и задоринки, и теперь было пора уходить отсюда и отправляться на назначенное рандеву с Феликссоном. Но когда Жрец Ада уже видел ворота крепости, одна из створок была совсем чуть-чуть приоткрыта, он встретил, вернее, услышал третьего уцелевшего.

— Не двигайся, Жрец, — произнес ослабленный голос.

Он поступил так, как было приказано, и, посмотрев направо, увидел полулежащего Настоятеля, которого везли на двухколесном экипаже в сопровождении врачей, облепившем его со всех сторон. Вид ослабленного тела Настоятеля усугублялось обильным количеством крови на его рептильном подбородке и изящно украшенной мантии. Кровь все еще стекала из углов его рта и прокладывала себе путь между чешуйками металла и драгоценными камнями. Когда он говорил, кровотечение усилилось, но ему было все равно. Он пережил мучения, умертвившие весь его Нечестивый Орден, всех, кроме него самого и этого другого, стоявшего перед ним.

Он изучал Жреца Ада, его золотые глаза, окруженные мелкими чешуйками, усыпанными сапфирами, не выдавали ни единой мысли. Наконец он сказал: — У тебя иммунитет к этой болезни, которая выкосила нас?

— Нет, — ответил Жрец Ада. — У меня живот скрутило. И я истекаю кровью.

— Лжец. Лжец! Он оттолкнул своих слуг слева и справа от себя, и вышел из экипажа, который доставил его сюда, а затем устремился к Жрецу Ада с поразительной скоростью. — Ты сделал это! Ты уничтожил наш Орден! На тебе я чую их кровь! Драгоценности переливались цветом, рубины, сапфиры и изумруды полностью скрывали гниющее под ними тело. — Признайся, Жрец. Избавь себя от вони собственной горящей плоти.

— Это больше не мой Орден, — возразил Жрец Ада. — Я всего лишь гражданин Канавы, пришел забрать свои вещи.

— Охрана! Арестуйте его! И вызовите инквизиторов из…

Рука Жреца Ада, стиснувшая горло, заглушила его приказы. Жрец поднял его, что было немалым подвигом, поскольку тяжесть украшений, увеличивающих вес тела Настоятеля, была значительной. Тем не менее, Жрец поднял его и прижал к одной из стен жилого корпуса.