Челси Ярбро - Тёмные самоцветы
— В коридоре? — спросил ошеломленно Стефан.
— В прихожей, — уточнил отец Митек. — Я оставил его там на попечении двоих караульных, это достойный прием.
— Надеюсь, у него создалось такое же впечатление, — сухо заметил король. — И все же лучше поскорее пригласить его к нам. Графа не должно томить в прихожей словно какого-то лавочника, с охраной или без оной. — Он раздраженно поморщился. — Куда подевался мой адъютант? И где капитан? Ты ведь мой секретарь, а не мажордом, не посыльный! Почему я должен тебя куда-то гонять?
— Они ужинают, ваше величество, — ответил иезуит. — Вы сами их отпустили.
— Ах да, разумеется. — Стефан кивнул. — Остальные, как я полагаю, готовятся к инспекционной проверке, и потому все идет вкривь и вкось. — Он оглядел комнату, пытаясь по ней оценить объем всего здания. — Есть ли поблизости какая-нибудь деревушка, пригодная для размещения наших солдат, или нам тут придется сидеть друг у друга на голове?
Он понимал, каким риском чревато последнее. Враг, прознав, что все его силы сосредоточены в пределах одной усадьбы, не преминет с ним разделаться. На такой шаг нетрудно решиться, не чувствуя за спиной неприятельского резерва, способного выручить своего короля или хотя бы отомстить за его гибель.
— Неподалеку отсюда есть маленький городок. Большая часть ваших солдат уже туда направляется, — сообщил отец Митек. Он помолчал и прибавил: — Проверка необходима. Мы не имеем представления, что у нас с вооружением, с амуницией, с провиантом. Вы сами не раз говорили о том.
Король дернул бровью.
— Да, знаю я, знаю, — поморщился он. — Хорошо, я надеюсь, что граф войдет в мое положение.
— Я все ему объясню, — сказал отец Митек, направляясь к дверям.
— Нет, — возразил Стефан. — Если понадобятся какие-то объяснения, я дам их сам. Не вижу необходимости препоручать это тебе.
Иезуит покорно склонил голову.
— Как вашему величеству будет угодно, — произнес, потупившись, он.
Стефан Баторий смягчился.
— Терпение и расчетливость — вот путь к выигрышу, отец Митек. Мне нужен граф, он единственный человек, способный воплотить мой замысел в жизнь. И потому сейчас для меня по-настоящему важно лишь это.
— Счастлив служить вам, ваше величество, — пробормотал монах, покидая гостиную загородной усадьбы, прихотью случая превращенную в воинский штаб.
Как только он удалился, Стефан встал с кресла и заходил по комнате — быстро, но немного враскачку, чтобы не чувствовать неприятного щелканья в суставе больной ноги. Несмотря на сильное утомление, в нем оживала привычная тяга к авантюризму. Надо бы помолиться, подумал он, но перед его внутренним взором уже всплывало письмо некоего московита. Торговец одеждой, часто наведывавшийся на Русь, клялся, что этот промасленный, облепленный воском пакет вручил ему прямо в Москве какой-то с виду служивый русский. Если послание и впрямь подлинное, могла завязаться нешуточная интрига, позволяющая обрести влияние на царя Ивана и укротить к своей выгоде его нрав. Ракоци, судя по тому, что о нем говорили, вполне годился на роль ее главного действующего лица.
В дверях появился отец Митек.
— Граф Сен-Жермен, — объявил он, неохотно давая гостю дорогу.
— Ваше величество, — с ясно выраженным старомодным акцентом произнес гость, снимая соболью шапку, но не опустился перед королем на колено, а поклонился ему на итальянский манер. Во всем его одеянии — от черного бархатного ментика до черного же, расшитого серебром доломана, по которому шел ряд рубиновых пуговиц, — угадывался отменнейший вкус. Костюм дополняли великолепной шерсти рейтузы и маленькие сапожки на каблуках, явно стачанные на заказ, а не купленные в какой-нибудь лавке.
Темные, слегка вьющиеся волосы графа имели ухоженный вид, и, вопреки моде, он был чисто выбрит. На маленькой узкой руке вошедшего поблескивал крупный рубин со знаком затмения, врезанным в его верхнюю грань. Будучи человеком не очень высоким, гость держался с таким достоинством, какому могли бы позавидовать и куда более рослые люди. Его самообладание казалось неколебимым и произвело должное впечатление.
— Мне импонирует ваша выдержка, граф, — сказал Стефан, помедлив. — Как и отзывчивость, с какой вы отреагировали на мое приглашение.
В присутствии Батория начинали ежиться многие титулованные персоны, но венгр-изгнанник с невозмутимостью перенес его взгляд.
— Вы слишком великодушны, ваше величество. — Он вновь поклонился.
— Отнюдь не всегда, — отозвался Стефан и повернулся к монаху: — Отец Митек, не сомневаюсь, что у вас есть дела, требующие вашего незамедлительного присутствия.
Молодой иезуит исподлобья глянул на короля.
— Разумеется, — сказал он с запинкой.
— Разрешаю вам ими заняться. — Стефан подождал, пока двери закрылись, затем приблизился к Ракоци. — Как мне представляется, вы много путешествуете?
— То, что случилось с моей родиной, невольно меня к тому принуждает, — спокойно ответил гость.
— Да, это большая беда. Но, возможно, вы согласитесь еще раз пуститься в вояж? По моей настоятельной просьбе.
— Через Богемию, по меньшей мере, — сказал Ракоци, вскользь улыбнувшись. — Приказывайте, ваше величество.
Он проделал весь путь до королевской ставки верхом, в сопровождении единственного слуги. Осенняя распутица не располагала к передвижению на колесах, а более пышный эскорт мог привлечь внимание придорожных бандитов, весьма расплодившихся в последние времена.
— Много дальше, — отрывисто бросил Стефан. — Если, конечно, вы таковы, каким мне представляетесь.
Ничто не изменилось в выражении лица Ракоци, хотя его и встревожил намек. Неужели Баторию стало что-то известно? Он спросил, рискуя навлечь на себя монаршую неприязнь:
— Каким же, ваше величество, я вам представляюсь?
— Здравомыслящим человеком, имеющим репутацию храбреца, умеющего сохранять хладнокровие, — ответил Стефан. — А может быть, сверх того обладающим и другими ценными качествами.
Опасения Ракоци лишь усилились, но он овладел собой.
— Какими бы качествами, по вашему мнению, я ни обладал, они к вашим услугам.
Стефан хрипло и коротко хохотнул.
— Вот и чудесно. И где это вы обучились подобной любезности? Определенно не в Венгрии. И уж точно не в Польше.
Ракоци пожал плечами.
— Я живал в разных странах. В Италии, например. — С последней фразой в нем всколыхнулись воспоминания. Болезненные, ибо им не было и ста лет. Усилием воли он изгнал из сознания лица Лоренцо и Деметриче, но яркие краски картин Сандро Боттичелли не желали тускнеть и погружались в глубины памяти много медленнее, чем дорогие черты.
