Андрей Гальперин - Из глубины
— Нет. Ерунда все это, Коля. — Павел помешал ложкой в чашке с остывшим чаем, прикурил сигарету и разогнал рукою клубы дыма. В полумраке кабинета огонек сигареты прочертил замысловатую дугу. Откуда-то издали доносились приглушенные звуки музыки. Николай сидел на столе и бесцельно перебирал сложенные стопкой листы отчетов. Павел прищурился и внимательно посмотрел на друга.
— Слушай, Коль… Брось ты эту затею. Лаборанты вон уже шушукаться начинают.
Николай вздохнул, потер седые виски и спросил:
— Ты мне все-таки скажешь?
— Нет. Не скажу.
— Почему?
— Потому, что я ученый. А выводы, которые ты можешь сделать из моих слов приведут тебя к псевдонаучному заключению. К тому же, ты не специалист.
— Ты специалист. Поэтому я и обратился к тебе.
— Я специалист на отдыхе, Коля. Я сейчас должен есть плохо прожаренный шашлык и пить теплое вино. А вместо этого, сижу здесь. Единственно, из большого к тебе уважения.
— Вот и скажи мне, из большого уважения. Ты ведь знаешь что это, правда?
Павел затушил сигарету и неодобрительно покачал головой.
— Ладно, Николай Ионович. Я тебе скажу. Но не вздумай на меня ссылаться. У меня лауреатская работа сейчас, мне только проблем этих недоставало.
Николай улыбнулся, спрыгнул со стола и уселся в кресло напротив друга. Павел подкурил еще одну сигарету и неторопливо начал:
— По определенным признакам, в частности по явным заглублениям и отметинам на ребрах можно сделать определенный, весьма осторожный вывод. Возможно, я повторю, возможно что это действительно следы зубов крупного пресмыкающегося. Есть некоторые сходства с прикусом аллигатора, но характер раны, её полукруглая форма характерны более для укуса крупной змеи. Ты доволен?
Николай потер руки и спросил:
— Это не след зубов, например, акулы?
— Нет, определенно нет. Но, тем не менее, Коля. Все это ерунда. Нет в Черном море никаких морских змеев, и ты знаешь это не хуже меня. Не существует лох-несских чудовищ, мегалодонов и ихтиозавров. Где вообще взяли этого дельфина?
— Браконьеры достали.
— Ты говорил с ними? Может это просто розыгрыш какого-нибудь умника?
— Говорил, Паша, говорил. Браконьеры напрочь лишены чувство юмора такого рода. Вот багром под ребра подцепить, или пивной кружкой башку проломить — это по-ихнему.
— Ну и что они тебе сказали?
— Ничего толком. Место могут указать только приблизительно. Глубины там восемьдесят-сто метров. Они подняли сеть, край которой был оборван. Возле самого края и находился этот дельфин. Они считают, что сети оборвали конкуренты…
— Ты же считаешь по другому… Слушай, я не специалист, но восемьдесят метров для афалины — по-моему глубоковато. Ты еще кому-нибудь показывал?
— Да все уже видели. Рефкамера вот на ладан дышит. С этими отключениями электроэнергии… Чувствую, пропадет экземпляр.
Павел вздохнул, выпил холодный чай и поморщился.
— Еще раз прошу тебя, Коля. Брось эту ерунду. Я могу ошибаться, и следы эти могут быть от чего угодно. Любое стечение обстоятельств.
Николай задумчиво покивал и тихо проговорил:
— Понимаешь, Паша… В пятьдесят девятом году, когда я был еще совсем пацаном, один местный грек, Статырос, вышел в море по тихой погоде на баркасе проверить крючья. И вернулся через двое суток. Ослабевший, едва живой. И без ноги. Ему спасли жизнь, хотя он и потерял очень много крови. После этого он прожил еще лет двадцать. Я часто видел, как он часами стоит на скале, опершись на костыли, и высматривает что-то в море. Он так и не сказал никому, где потерял ногу. Вот еще. Три года назад в Феодосии ушел на море и не вернулся майор, спортсмен-пловец, кандидат в мастера спорта. Его нашли у нас, в балке, спустя неделю. Без обеих ног. Я тебе могу еще назвать на вскидку с десяток случаев, когда люди пропадали без вести в районе Карадага.
— В любом курортном городе, Коля, тебе могут назвать сотни подобных случаев. И морские чудища здесь не причем. А причем — катера, лодки с моторами и водка. Ты ведь биолог, мне ли тебе рассказывать, какова вероятность того, что в окрестностях заповедника болтается монстр. Один, понимаешь, о популяции я вообще молчу. Да ведь это Черное море, Коля… Исхоженное вдоль и поперек. Выглянь сейчас — и ты увидишь как минимум два судна на траверзе. Это не Богом забытый архипелаг в Тихом, и не глубины Атлантики. Здесь все как на ладони. Водись в наших краях какой-никакой неведомый зверь — он был бы давно замечен, отловлен и классифицирован. Так что, брось заниматься ерундой и пошли ко мне. Коньяку может выпьем…
— Спасибо, Паша, не пью я. Ты же знаешь. Как в армии каким-то пойлом отравился — с тех пор ни капли… Да и голова что-то разболелась. — Николай потер виски ладонями. — Но ведь должно быть этому какое-то объяснение. Должно быть. Может тварь не такая уж и большая. И популяция голов в двести. Метаболизм замедленный, режим питания — один-два раза в полгода. Ареал обитания ограничен. Скажем — подводные гроты… Ведь может быть такое? Паша, ведь это возможность открыть новый вид. Новый, понимаешь?
— Да-да… Попасть в учебники и энциклопедии… Понимаю, амбиции. Тебе надоело возится со своими моллюсками? Коля, у тебя работа в завершающей стадии. Ты доказал возможность выращивания дальневосточной устрицы, последний шаг — и ты на коне! Если ты сейчас раструбишь повсюду о своей находке — простыми смешками за спиной дело не обойдется. Если слухи дойдут до пердунов из академсовета — тебе припомнят все. Все, Коля. И статью твою припомнят, и высказывания все неосторожные, и брата твоего, сбежавшего в славный город Сиэтл, припомнят. И тогда — конец твоей карьере.
Павел замолчал, встал с кресла и направился к выходу. Николай тяжело вздохнул и поднялся следом. На столе резко зазвонил телефон. Николай нашарил в темноте трубку.
— Алло… Свирин слушает.
Павел остановился у дверей, прикурил сигарету и прислушался к квакающим звукам из трубки. Николай дослушал, и пробормотал:
— Сейчас еду, конечно… Еду…
Он швырнул трубку на стол и бросился к дверям. Павел посторонился и с тревогой глядя на друга спросил:
— Коля, что-то случилось?
Николай остановился на пороге и пробормотал:
— Внучка, Верочка… Потерялась. Не могут найти…
К обеду дождь прекратился, но по разбитой дороге стекал вниз неиссякающий поток грязной воды вперемешку с мусором. Павел остановил машину и задумчиво посмотрел вверх. Ехать почему-то не хотелось, но оттягивать дальше он уже не мог. Отпуск подходил к концу, впереди его ждала длительная командировка в одну из жарких стран Азии, и другой возможности в ближайший год-два могло и не представится. Павел закурил, положил руки на руль и надолго задумался. Из оцепенения его вывел гудок клаксона. Павел глянул в зеркало. Сзади моргал противотуманками микроавтобус. Павел включил зажигание и пополз на первой в гору. "Опель" нещадно кидало на выбоинах, видно было, что дорогой этой уже давно никто не пользовался по назначению. У облезлых грязно-зеленых ворот он остановил машину, вышел и постучал в калитку. Старый орех над его головой задумчиво шуршал пожелтевшей листвой, роняя вниз холодные капли. На стук никто не отозвался. Павел толкнул калитку и вошел в грязный замусоренный двор. В распахнутых воротах гаража громоздились какие-то ящики, старые матрасы, пустые бутылки. Машины в гараже не было. Павел поднялся по ступенькам к дому и громко постучал в дверь. Потом повернулся к открытой форточке и крикнул:
