Кристофер Ишервуд - Я жду
— По пятнадцати!
Незнакомый мне женский голос воскликнул:
— Вот негодяй, так нечестно!
— Здорово сыграно!
— Поганый!
— Нечего разводить тут такие штучки, будто ты играешь на чемпионате!
— Черт возьми!
— А ну, Джойс! Задай им жару! Они уже трещат!
Вот оно, мое мгновение. И в то самое время, когда я с быстротой и легкостью узнал его, оно стремительно пронеслось мимо и умчалось прочь. Задолго до того, как я сообразил броситься к окну, актеры произнесли свои знакомые слова. Представление окончилось. Выгляв в сад, я увидел внизу Джека, Боба, Джойс и незнакомую девушку, которые, заканчивая игру, болтали и перебрасывались шутками через сетку. Девушка была подругой Джойс. И, как я потом обнаружил, она приехала с ними на машине из Портсмута, когда Боб решил неожиданно навестить нас. Он приехал на уик-энд.
Так вот оно что — и как мне это понять? Если бы только у меня были более веские доказательства! Если бы голоса, которые я слышал в то февральское утро, назвали что-то более достойное упоминания, более доказательное! Джек мог хотя бы упомянуть победителя регаты Оксфорда и Кембриджа. Боб мог бы назвать какие-нибудь цифры на фондовой бирже. Что-то такое, за что можно зацепиться, что-то неопровержимое. Вопреки всякой логике, я был, по правде говоря, ужасно разочарован. Наверное, я ожидал чего-то великого от этих своих мгновений. Ведь безусловно такие откровения не преподносятся нам без всякой цели? Как ни банальны были эти слова, они должны были возвестить о каком-то космическом событии, какой-то громадной катастрофе или явлении природы. А вместо этого — ничего. По— прежнему сияет солнце, по-прежнему поют птицы. Небеса не разверзлись. И все мы сидим тут и пьем чай.
Я всматривался в лица своих родственников, такие обнадеживающе знакомые, и новые сомнения нахлынули на меня. Допустим, я мог с абсолютной точностью предсказать определенную комбинацию слов, которую они произнесут в какой-то летний день, что в этом в конце концов такого уж замечательного? Разве не может любой человек, наделенный хоть какой-то способностью схватывать языковые приметы, сделать то же самое в отношении людей, которых он так хорошо знает? Конечно, ощущение, которое я пережил тогда очень живо, потребовало крайнего обострения чувств. В своем воображении я создал сцену, которая, возможно, по чистой случайности, была потом разыграна в настоящей жизни. Все это очень странно. Но происходит масса странных вещей. Они ничего не доказывают. Нет, если я хочу быть уверен, я должен ждать.
Ждать мне пришлось недолго.
Почти ровно две недели спустя, в воскресенье 18 июня, во второй половине дня я отправился в чулан в поисках старых фотографий. Чулан находится наверху и там нет никаких окон, кроме слухового. Он весь заставлен поломанной мебелью, картонными коробками и старыми сундуками. Сидевшая в гостиной Мэйбл заставила меня пообещать, что я оставлю все в точно таком же виде, в каком нашел. Еще она сказала мне надеть один из ее фартуков.
Размышляя, с чего начать поиски, я решил остановиться на сильно потрепанном саквояже со множеством наклеек, который выглядел достаточно большим и старым, чтобы в нем мог уместиться весь семейный архив. Я сдунул с него пыль и, опустившись на колени, расстегнул застежки и ремни. Не успел я это сделать, как его содержимое посыпалось на пол. Едва не лопавшийся саквояж был доверху набит бумагами, счетами, старыми номерами журналов, театральными программами, газетными вырезками, бальными книжечками, меню с чьими-то автографами и всевозможными другими восхитительными реликвиями, из которых многие относились еще к концу прошлого столетия. В восторге я принялся разглядывать все эти сокровища, совершенно позабыв о первоначальной цели поисков. За этим занятием я провел, наверное, около четверти часа.
Я все еще сидел, склонившись над бумагами, когда у меня начался приступ.
На этот раз я испытал иные, несравненно более сильные ощущения. У меня зазвенело в ушах, руки и ноги окоченели и, казалось, будто у основания позвоночника меня, подобно удару электрического тока, поразила конвульсия. Все мои чувства, словно в приступе сильного головокружения, завертелись в бешеном водовороте. В полуобморочном состоянии, с трудом переводя дыхание и уже теряя сознание, я едва успел подумать: «Сейчас это снова случится!» — и закрыл глаза.
Не знаю, сколько продолжался обморок. Возможно, очень недолго. Постепенно напряжение в руках и ногах спало, голова прояснилась и я начал глубоко и свободно дышать. Блаженное чувство облегчения. С огромной осторожностью я открыл глаза и огляделся по сторонам.
В те первые два раза, когда со мной это случалось, я как бы погружался в состояние помрачения. Сейчас происходило нечто противоположное. Я чувствовал то, что может чувствовать человек, пробуждаясь от дурного сна. Я был в полном сознании — право, моя голова работала даже с неестественной легкостью. Тело казалось легким и подвижным. Зрение — удивительно острым. Только сердце, охваченное сильным и все возраставшим волнением, билось чаще обычного.
Сначала я с трудом узнал комнату, в которой находился. Это была все та же комната, только на этот раз совершенно пустая. Бумаги, сундуки, мебель — все это исчезло куда-то. Пол, на котором я стоял на коленях, был очень чистый; видно, его недавно мыли, и в углах не было никакой паутины. Я взглянул на слуховое окно и увидел над головой клочок ясного неба. Свет был очень ярким, и можно было заключить, что дело происходит ранним летним утром.
В течение нескольких минут я не шевелился. Я почти не смел, боясь оборвать это приключение. К тому же мне было нужно время, чтобы привыкнуть к обстановке и подумать. Как я уже сказал, у меня была совершенно ясная голова. Я даже удивляюсь тому, как быстро я смог освоиться со своим трудным положением. Нет сомнения, я совершил настоящее путешествие во времени — либо в будущее, либо в прошлое. Меня, как котенка, взяли за загривок и перенесли куда-то. Но куда? «Когда я существую?» — спрашивал я себя, и вопрос этот вызвал у меня смех.
Конечно, я испугался, но я был гораздо сильнее взволнован, чем испуган. Поэтому, будь что будет, решил я, но я непременно узнаю, где очутился. За стенами этой комнаты идут другие комнаты. Там люди. Там целый мир. Какой это мир? Какие люди? Я должен это узнать. И, поднявшись на ноги, я совершил, безусловно, самый смелый поступок всей моей жизни. Я прошел через всю комнату и повернул ручку двери.
Она была заперта.
Это нанесло неожиданный и оглушительный удар всем моим надеждам. Какое-то время я стоял и глупо вертел в руке ручку двери. Потом принялся с грохотом дергать ее и стучать кулаком в дверь. И наконец, громко завопил:
