Джозеф Ле Фаню - Живописец Шалкен
— Майн готт, что за совершенство! Ни капли примесей! Чудесно, чудесно!
Наконец работа была завершена, и ювелир собственноручно написал заключение о стоимости слитков, оценив их ни много ни мало в несколько тысяч риксталеров. Положив в карман искомый документ, крепко сжав под мышкой и укрыв плащом драгоценную шкатулку, художник отправился в обратный путь. Вернувшись в студию, он обнаружил, что хозяин с гостем сосредоточенно о чем-то совещаются.
Отправив Шалкена с важным поручением, Вандерхаузен дожидался, пока за юношей закроется дверь, а затем обратился к Герарду Доуву с такими словами:
— К сожалению, сегодня вечером я могу уделить вам лишь несколько минут, поэтому сразу перейду к делу, ради которого прибыл сюда. Около четырех месяцев назад вы были в Роттердаме. Как только я увидел в церкви святого Лаврентия вашу племянницу, Розу Вельдеркауст, я тотчас же решил жениться на ней. Надеюсь, вы с уважением отнесетесь к моей просьбе, так как я богаче любого из мужей, какого вы можете для нее пожелать. Если вы согласны принять мое предложение, то прошу вас дать ответ незамедлительно, здесь и сейчас, потому что я не терплю промедлений.
Манера разговаривать минхеера Вандерхаузена немало ошеломила Герарда Доува, однако он не отважился открыто выразить удивление, и не только из соображений вежливости и добропорядочности, в присутствии незнакомца художник испытывал необъяснимую подавленность, наподобие той, что ощущает человек, поневоле оказавшийся рядом с тем, к кому он испытывает природную неприязнь. Чувство это трудноопределимо, однако побороть его бы нелегко; художник боялся невзначай оброненным словом обиде эксцентричного визитера.
Герард смущенно прокашлялся.
— Не сомневаюсь, — начал он, — что, предлагая моей племяннице руку и сердце, вы оказываете ей честь, однако осмелюсь напомнить, что моя воспитанница вольна поступать согласно велениям собственного сердца и может не согласиться с навязанным ей решением, пусть даже мы с вами сочтем его разумным и целесообразным. |
— Не пытайтесь провести меня, господин художник, — произнес Вандерхаузен. — Вы ее опекун, а она ваша воспитанница если вы возьмете на себя труд заставить ее, она будет моей,
При этих словах роттердамец чуть поддался вперед, и Герард Доув, сам не зная почему, взмолился про себя о скорейшем вращении Шалкена.
— Я желал бы, — продолжал таинственный гость, — незамедлительно предоставить вам свидетельство моего благосостояния и дать гарантии великодушного отношения к вашей племяннице. Через минуту-другую ваш человек вернется и принесет в шкатулке сумму, в пять раз превышающую размеры состояния, какое ваша племянница вправе ожидать от будущего мужа. Эта сумма будет передана в ваши руки; вы вольны присоединить ее к приданому невесты и распорядиться ею к вящей пользе племянницы. Покуда она жива, эти деньги будут всецело принадлежать ей. Я доказал свою щедрость?
Доув согласно кивнул; в душе он не мог не признать, что такое предложение было для племянницы подарком судьбы; незнакомец, по-видимому, богат и не скуп, а такими женихами не разбрасываются, пусть даже он капризен в обращении и не слишком приятен на вид. Своим приданым, более чем скромным, Роза целиком была обязана дядюшкиным щедротам, поэтому не резон ей бьпъ чересчур разборчивой. Отказывать по причине высоты происхождения ей также не было смысла — Роза отнюдь не отличалась знатностью, что же касается других возражений, которые могла выдвинуть девушка, то Герард, сообразно обычаям своего века, имел полное право не прислушиваться к ним, по крайней мере до поры до времени.
— Сударь, — обратился художник к странному гостю, — ваше предложение чрезвычайно великодушно, и известные колебания, которые я испытываю, пытаясь принять решение немедленно, связаны с тем, что я не имею чести ничего знать ни о вашей семье, ни о положении в обществе. Надеюсь, вам не трудно будет удовлетворить мою любознательность?
— Что касается положения в обществе, — сухо ответил незнакомец, — вам придется принять мои слова на веру; и не докучайте мне излишними расспросами, вам все равно не удастся узнать больше, чем я сочту нужным раскрыть. Вы получите достаточную гарантию моего солидного положения — мое слово; если вы человек чести, оно вас удовлетворит, а если нет — подтверждением станет мое золото.
«До чего вспыльчивый старик, — подумал Доув. — Привык делать все по-своему. Но, по зрелом размышлении, не вижу причин отвергать его предложение. Однако не стоит и связывать себя ненужными обещаниями».
— Вам не придется связывать себя ненужными обещаниями, — сказал Вандерхаузен, странным образом повторив слова, только что промелькнувшие в голове собеседника. — Полагаю, однако, при необходимости вы не откажетесь взять на себя письменные обязательства; я же докажу, что обойтись без этого невозможно. Если золото, которое я передам в ваши руки, удовлетворит вас и если вы не собираетесь тотчас же отвергать мое предложение, то вы должны, прежде чем я покину ваш дом, поставить свое имя под этой бумагой.
С этими словами гость протянул художнику документ, согласно которому он, Герард Доув, обязался выдать свою племянницу, Розу Вельдеркауст, замуж за Вилькена Вандерхаузена из Роттердама не позднее, чем по истечении одной недели сверх указанной даты. Пока художник в свете мерцающего пламени масляной лампы, висевшей на дальней стене, изучал содержание договора, в студию, как уже говорилось, вошел Шалкен.
Он передал гостю тяжелую шкатулку и оценочное заключение, выданное евреем, и собрался уйти, но Вандерхаузен знаком велел ему подождать. Гость вручил шкатулку с заключением Герарду Доуву и в молчании дождался, пока тот оценит размер залога, переданного ему в руки. Затем он произнес:
— Вы удовлетворены?
Художник ответил, что предпочел бы получить хотя бы один день на размышление.
— Ни единого часа, — возгласил неумолимый гость.
— Ну что ж, — собравшись с духом, проговорил Доув. — В таком случае я согласен.
— Тогда подписывайте немедленно, — велел Вандерхаузен. — Я устал.
Он достал коробочку с письменными принадлежностями, и Герард скрепил суровое обязательство своей подписью.
— Пусть этот юноша засвидетельствует вашу руку, — приказал старик, и бедный Годфри Шалкен, сам того не сознавая, поставил свою подпись под документом, навсегда отнимавшим у него драгоценную Розу Вельдеркауст.
Договор был заключен. Необычайный гость свернул бумагу и надежно спрятал ее во внутренний карман.
— Я нанесу вам визит завтра вечером в девять часов, Герард Доув, и собственными глазами увижу предмет нашего соглашения. — С этими словами Вилькен Вандерхаузен вышел из комнаты. Двигался он неуклюже, с неестественной оцепенелостью, однако довольно проворно.
