Юлия Боровинская - Часы старой Анны
— …Очнулись, сударь? — раздался резкий скрипучий голос. — Вот и славно. Как же Вы так неосторожно-то?
Я с трудом открыл глаза и сел. Голова у меня кружилась, накатывала тошнота. Прямо передо мной стояла высокая сухая старуха, вся в черном, державшаяся неестественно прямо, словно к лопаткам у нее была привязана та самая линейка, которой распрямляют стан нерадивым ученицам.
— Вы, должно быть, старая Анна — болезненно сглотнув, выговорил я, — А где Вероника?
— Старая Анна точно я, — недобро усмехнулась старуха, — а Вероникой жену моего сына покойного звали. Только она, сударь, ненадолго его пережила — на третий день после похорон и скончалась, доктор говорил, от мозговой горячки сгорела. Да и откуда бы Вам знать про Веронику-то?
— Но я ведь видел ее, я разговаривал с ней — в этом самом доме!
— В этом самом доме Вы, сударь, ни с кем разговаривать не могли. Как за порог шагнули неосторожно, о притолоку ударились, так до сей минуты в беспамятстве и пролежали. Я уж Вам и лед ко лбу приложила…
— Но…
Тут мою речь прервал уже знакомый хрустальный перезвон, и я, наконец, увидел те самые старинные часы, о которых говорила мне несчастная юная вдова. Витые стрелки их слились в верхнем положении, указывая полночь, бронзовые дверцы пониже циферблата распахнулись и оттуда выехали и сошлись в танце две искусно сделанные фарфоровые фигурки. Она из них представляла Смерть — такой, как любил ее живописать яростный Иероним Босх, — в черном плаще с низко надвинутым на череп капюшоном и с острой косой. Вторая — легкая и изящная — изображала голубоглазую юную женщину с нежным лицом, и с содроганием узнал я локон цвета светлого золота, выбившийся из-под чепца…
