Антон Фарб - Глиф
— Ну че ты так долго? — возмутился он, пряча руки в карманах потрепанной и не по размеру большой курточки родом из секонд-хенда. — Я тут задубел уже весь.
— Куда идти знаешь? — спросил Рома.
— Туда, за гаражи…
Корбутовку Ромчик знал плохо, и без Клеврета, который здесь жил, наверняка бы заблудился. Район это был странный: тут тебе вроде и военная часть, и девятиэтажки, магазины, кафе-бары-рестораны, а дорогу перейдешь, и сразу лес. Клеврет провел Ромку мимо заправки, сквозь унылый частный сектор с его клочковатыми огородами, кривыми заборами и домиками-скворечниками на десяток хозяев, по раздолбанной грунтовке (хорошо хоть, оттепели еще не было, и грязь под ногами замерзла) в сторону ржавых и обледеневших гаражей.
В одном из них, со слов Клеврета, обитал суровый мужик по кличке Чоппер, мастер болгарки и сварочного аппарата, кузнец божьей милостью, самородок-самоделкин, чиню, паяю, примуса починяю. То есть, не примуса, конечно, а мотоциклы. Старые «Уралы» и «Явы», попадая в руки Чоппера, превращались в «Харлеи», за что, собственно, местные байкеры и наградили самородка таким прозвищем.
На дверях гаража Чоппера был грубо намалеван череп в языках пламени — бездарная попытка имитировать стиль американских хот-родов пятидесятых. Клеврет сперва попытался свистнуть в два пальца (он долго учился это делать, но успех сопутствовал ему не всегда), потом тарабанил в дверь кулаком, и, наконец, сдался и позвонил на мобильный. Минут через пять дверь гаража открылась, и изнутри пахнуло жарким спертым воздухом и сивушным перегаром.
— Шо надо? — спросил невзрачный мужичок с сизым носом и недельной щетиной, высунув голову в щель.
Ромчик, ожидавший кого-то более колоритного — ну, в духе той передачи на «Дискавери», пузо, наколки, усы и т.д. — слегка подрастерялся, а Клеврет сказал:
— Мы за заказом.
— Ролевики, што ли? — уточнил Чоппер. — Ща вынесу…
Может, Чоппер и выглядел сильно пьющим слесарем, но дело свое он знал туго. Заказанные Ромкой латные рукавицы были точь-в-точь как на фотке из рыцарского зала Эрмитажа. Миланский доспех, середина пятнадцатого века. Реплика, Житомир, мастер Чоппер. Обалдеть… Ромка натянул шерстяные перчатки, сверху надел рукавицы, пошевелил пальцами, сжал кулак и ткнул Клеврета под ребра.
— Классная работа!
— А то, — подбоченился Чоппер. — Фирма веников не вяжет. Могу сделать гравировку.
— Не надо, — отказался Ромка.
— А мне, пожалуйста, вот это, — Клеврет протянул мятую распечатку. У него вечно не было черной краски в принтере, и Клеврет печатал темно-синим. — Шлем, кирасу и наплечники. Сможете?
— Я-то смогу… — протянул Чоппер, разглядывая нарисованный доспех. — А вот ты… Двести баксов.
Ого, подумал Ромка, но Клеврет, к вящему ромкиному удивлению, недрогнувшей рукой достал из кармана секонд-хендовской курточки два новеньких, хрустящих стольника.
— Когда будет готово?
— Месяц. Или полтора. Я позвоню, — сказал Чоппер.
На обратном пути, пробираясь по тропинке между огородами, Ромка поинтересовался:
— Откуда баблос?
— Я перса продал, — гордо заявил Клеврет.
— В Варкрафте? — обалдел Ромка. — Ты ж его два года качал!
— Прокачал — и продал, — отрезал Клеврет. — Теперь все. Никаких больше игрушек. Только реальность. Сделаю доспех, стану файтером.
Ромка ухмыльнулся. Клеврет — файтер? Да он же всю жизнь интриганов отыгрывал, ничего кроме кулуарки на игре не совершал.
— Ну-ну. Тренировка сегодня на три, приходи…
— Так у меня же доспеха еще нет! — очень искренне возмутился Клеврет.
4
Пират вел себя отвратительно. Помесь лайки, кавказца и тираннозавра, лохматое чудовище с хитрющими глазами, Пират первым делом поставил Нике лапы на плечи, привалив ее к стене, обслюнил лицо и тут же получил нагоняй от Клавдии Петровны, тишайшего вида старушки, больше всего напоминавшей бабушку из сказки про Красную Шапочку. После выволочки Пират на время присмирел, но уже дома, в квартире деда, завидев поводок, моментально впал в жизнерадостно-щенячий идиотизм.
При этом, пока они спускались с седьмого этажа, чудовище, весившее больше Ники, вело себя максимально корректно, с ног не сбивало, поводок не тянуло, и только нещадно лупило хвостом по Никиным бедрам. А вот в сквере, когда Ника его отстегнула, Пират начал отрываться по полной: гонять за голубями, мелкими дворняжками и — к ужасу Ники — за детьми. Дети, однако, его давно знали, поэтому вскоре Пират удирал от них, довольно ухмыляясь кошмарно-зубастой пастью. Пришлось опять брать его на поводок и бегать вместе с ним…
Было пасмурно, и с неба сыпались колючие микроскопические снежинки. Под ногами хрупал черный от копоти наст.
Через полчаса, когда и Ника, и Пират окончательно выдохлись и перепачкались, Пират повел временную хозяйку в сторону дома, а Ника сделала себе зарубку на память — обязательно купить лифтовую карточку. Тренировки тренировками, но после такой интенсивной прогулки подниматься пешком на седьмой этаж — удовольствие ниже среднего…
Дома Пират угомонился, дал вымыть себе лапы, свернулся мокрым клубком на одеяле и захрапел. Ника стащила с себя заляпанные грязью джинсы и отправилась в душ.
Она вернулась посвежевшей и зверски голодной. Ее внутренние часы сбились, как после долгого перелета, и, хотя было около десяти, аппетит разыгрался вполне обеденный. Снова исследовав холодильник, Ника соорудила себе ужасно вредную, насыщенную жирами и холестерином яичницу с грибами и сыром и, умяв ее в один присест, внесла в список предстоящих покупок молоко, хлопья и вообще полезной еды. Например, спаржи. И помидоров, хотя бы тепличных — очень хотелось витаминов.
После завтрака Ника распаковала ноутбук и отправилась к деду в кабинет. Здесь, слава богу, все осталось без изменений. Плотно забитые книгами полки, стопки журналов на полу, старинный, резного черного дерева, стол с зеленым сукном, на котором дико смотрелся плоский монитор и беспроводная мышка. Этажерка с дисками. Дорогие колонки. Вебкамера. Студийная фотография шестнадцатилетней Ники, сделанная незадолго до ее отъезда.
Ника подключила свой ноут к модему деда и первым делом проверила почту. Немножко спама, приглашение на мастер-класс по макрофото в Екатеринбурге, рассылки о дизайне, стандартный набор комплиментов от редактора насчет февральского номера… Обычный хлам. И два личных письма.
Одно — от Олежки: долетел нормально, погоды мерзкие, Питер грязный, заказчики — уроды, подрядчики — козлы. Олежка был архитектором и специализировался на крупных торговых центрах и развлекательных комплексах. Восемь месяцев в году он проводил в командировках, в основном — в России. У Ники, фрилансера и вольной художницы, график был вообще сумасшедший, поэтому их совместную жизнь называть семейной было бы преждевременно. Впрочем, они и не торопили события.
