Стивен Кинг - Конец всей этой мерзости
Я побежал за ним, умоляя его спуститься. В моем воображении возникла картина: он падает с этого идиотского седла на дерево или разбивающегося об одну из статуй, в таком изобилии украшающих парк. Не то чтобы я мысленно представлял похороны своего младшего брата; уверяю вас, я чувствовал, что принимаю в них участие.
— Бобби! — кричал я. — Спускайся!
— И-и-и-и! — вопил Бобби. Его голос был едва слышен, но полон наслаждения.
Потрясенные гуляющие, шахматисты, те, что бросали друг другу летающие тарелочки, отдыхающие, погруженные в книги, влюбленные и совершающие пробежку, останавливались и задирали головы вверх.
— Бобби, на этом идиотском седле нет пристяжного ремня! — кричал я. Я употребил более сильное слово вместо «идиотское», насколько припоминаю сейчас.
— С-о-о-ом-м-м-н-о-о-й-в-с-е-в-п-о-о-р-я-я-д-к-е-е… — вопил он в ответ изо всех сил, и я с ужасом понял, что почти не слышу его.
Я бежал по дорожке не умолкая. Не помню ничего из того, что кричал, вот только на следующий день у меня пропал голос и говорить пришлось шепотом. Зато я помню, как пробегал мимо молодого человека в щегольском костюме с жилетом, который стоял возле статуи Элеоноры Рузвельт у подножия холма. Он посмотрел на меня и доверительно заметил:
— Знаете ли, мой друг, у меня чертовски повысилась кислотность.
Я припоминаю, как этот планер странной формы скользил над зелеными купами деревьев, поднимаясь и кренясь, пересекал парк с его скамейками, мусорными урнами и задранными кверху лицами зевак. Я представил, как исказилось бы лицо моей матери и как она начала плакать, если бы я сказал ей, что самолет Бобби, который по всем законам природы вообще не мог летать, внезапно перевернулся в воздушном вихре и Бобби завершил свою короткую, хотя и блестящую карьеру, вдребезги разбившись о мостовую улицы Д.
Если бы все случилось именно так, может быть, было бы лучше для всего человечества, но так не случилось.
Вместо этого Бобби развернулся обратно в сторону холма Карригана, небрежно держась за хвост собственного самолета, чтобы не свалиться с проклятого летательного аппарата, и направил его к маленькому пруду посреди парка Гранта. Вот он скользит над его поверхностью на высоте пяти футов, четырех.., и мчится, касаясь подошвами своих кроссовок воды. Поднимает двойные волны и распугивает обычно самодовольных (и перекормленных) уток, разбегающихся с возмущенным кряканьем перед ним, заливающимся радостным смехом. Он вылетел на противоположный берег, точно между двумя скамейками, о которые обломились крылья его самолета. Бобби вывалился из седла, ударился головой о землю и расплакался.
Вот каков был Бобби.
* * *Далеко не все в нашей жизни было таким эффектным. Более того, насколько я помню, больше не было подобных случаев.., по крайней мере до появления «калмэйтива». Но я рассказал вам об этом случае лишь потому, что крайности лучше всего иллюстрируют нормальные обстоятельства: жизнь вместе с Бобби становилась настоящим безумием. К девяти годам он слушал лекции по квантовой физике и высшей математике в Джорджтаунском университете. Однажды он заглушил все радиоприемники и телевизоры на нашей улице и четырех прилегающих кварталах — своим голосом. Дело в том, что он нашел, на чердаке старый портативный телевизор и превратил его в широковещательную радиостанцию. Старый черно-белый «Зенит», двенадцать футов провода, предназначенного для точного воспроизведения звука, и металлическая вешалка на коньке крыши — вот и все! Примерно пару часов жители четырех кварталов Джорджтауна могли принимать только одну станцию WBOB.., то есть моего братца. Он читал мои рассказы, идиотски шутил и объяснял, что только значительное содержание серы в печеных бобах является причиной того, что наш отец выпускал такое количество злого духа в церкви по утрам в воскресенье.
— Но вообще-то он старается пердеть как можно тише, — сообщил Бобби своим слушателям, которых было не менее трех тысяч, — причем иногда сдерживает особенно громкие звуки до тех пор, пока не наступит время гимнов. Отцу такие откровенности не слишком понравились, не говоря уже о том, что ему пришлось заплатить семьдесят пять долларов штрафа в Федеральную комиссию по радиосвязи за незаконное использование эфира. Эту сумму он вычел из карманных денег, выделяемых Бобби на следующий год.
Жизнь с Бобби… Вы только посмотрите, я плачу. Интересно, это настоящие чувства или им приходит конец? Думаю, что первое. Боже мой, ведь я так любил его — но все-таки мне кажется, что на всякий случай лучше поторопиться.
* * *Бобби закончил среднюю школу практически уже в десять лет, но так и не получил степени бакалавра гуманитарных или естественных наук, не говоря уж о большем. И все из-за этого огромного мощного компаса у него в голове, который поворачивался то в одну сторону, то в другую в поисках нужного ему полюса.
У него был период, когда он проявлял интерес к физике, и более короткий период интереса к химии.., в конце концов Бобби оказался слишком нетерпеливым и по отношению к математике, чтобы остановиться на одной из этих наук. Он знал, что легко справится с ними, но и химия, и физика — как и все точные науки — наскучили ему.
Когда Бобби исполнилось пятнадцать лет, он увлекся археологией. Прочесал вершины Белых гор вокруг нашего летнего коттеджа в Норт-Конуэй, воссоздал историю индейцев, которые жили здесь, на основе наконечников стрел, кремней, даже по структуре древесного угля давно погасших костров в древних пещерах в центральной части Нью-Хэмпшира.
Но прошло и это увлечение, и Бобби занялся историей и антропологией. Когда ему исполнилось шестнадцать, отец и мать с неохотой дали согласие на просьбу Бобби отправиться с экспедицией антропологов из Новой Англии в Южную Америку.
Через пять месяцев он вернулся впервые в жизни загоревшим. Он также подрос на дюйм, похудел на пятнадцать фунтов и стал гораздо сдержаннее. Оставался веселым, но его прежняя детская радость, иногда такая заразительная, иногда утомляющая окружающих, но которую он излучал всегда, теперь пропала. Бобби стал взрослым. И, насколько я припоминаю, впервые заговорил о происходящем в мире.., о том, как все плохо. Это был 2003 год, когда группа «Сыновья Джихада», отколовшаяся от ООП (название этой группы почему-то всегда напоминало мне католическую общественную организацию где-нибудь на западе Пенсильвании), взорвала нейтронную бомбу в Лондоне. Радиацией было заражено шестьдесят процентов английской столицы, а ее остальная часть превратилась в исключительно вредное для проживания место, особенно для тех, кто собирался иметь детей или рассчитывал прожить дольше пятидесяти лет. В этом же году мы пытались установить блокаду Филиппин, после того как правительство Седеньо пригласило к себе «небольшую группу» китайских советников (примерно пятнадцать тысяч, по данным наших разведывательных спутников). Мы были вынуждены отступить лишь тогда, когда стало совершенно ясно, что: а) китайцы отнюдь не шутили относительно нанесения ракетно-ядерного удара из своих ракетных шахт, если мы не откажемся от блокады, и б) американский народ не проявлял ни малейшего желания совершить массовое самоубийство из-за каких-то Филиппинских островов. И в этом же году некие обезумевшие ублюдки — албанцы, по-моему, — сделали попытку рассеять с воздуха вирус СПИДа над Берлином.
