Говард Лавкрафт - Две черные бутылки
Вокруг царила мертвая тишина — ни легчайшего шепота ветра, ни даже обычных звуков ночной жизни животных и насекомых. Тревога и страх, на время забытые, вновь заползли в душу, ввергнутую в трепет этим могильным безмолвием. Мне почудилось, будто меня со всех сторон тесно обступают сонмы ужасных призраков, не давая мне ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я в сотый раз задался вопросом, где же старый сторож.
С минуту я стоял неподвижно, готовый вот-вот увидеть какого-нибудь зловещего демона, выступающего из тьмы, а потом вдруг заметил два горящих окошка на колокольне и сразу вспомнил, что Фостер, по словам Хайнса, живет в церковном подвале. Я осторожно двинулся вперед в кромешной тьме и отыскал боковую дверь церкви, оказавшуюся приоткрытой.
Внутри пахло пылью и плесенью. Все, к чему я прикасался, было покрыто холодной, липкой влагой. Я зажег спичку и принялся озираться по сторонам в поисках лестницы, ведущей на колокольню. В следующий миг я застыл как вкопанный.
Откуда-то сверху до меня долетел обрывок похабной песни, громко пропетый хриплым пьяным голосом. Догоравшая спичка обожгла мне пальцы, и я уронил ее на пол. В кромешной тьме я увидел две светящиеся точки на дальней стене, а наискось под ними — дверь, очерченную по контуру светом, пробивающимся сквозь щели. Песня оборвалась так же неожиданно, как началась, и вокруг вновь воцарилась гробовая тишина. У меня бешено колотилось сердце, и кровь стучала в висках. Если бы я не окаменел от страха, я бы тотчас ударился в бегство.
Не зажигая второй спички, я ощупью пробрался между скамьями и приблизился к двери. Охваченный гнетущей тревогой, я действовал как во сне, почти непроизвольно.
Я попробовал дверь — она оказалась запертой. На мой настойчивый стук никто не откликнулся. В церкви по-прежнему стояла полная тишина. Нашарив дверные петли и вынув из них штифты, я подхватил и отставил в сторону дверное полотно, выпавшее на меня из проема. Я увидел перед собой крутую лестницу, залитую тусклым светом. В ноздри ударил тошнотворный запах виски. Теперь я слышал звуки возни в помещении наверху. Отважившись оповестить о своем присутствии негромким возгласом и услышав в ответ протяжный стон, я осторожно поднялся по ступеням и заглянул в маленькую комнатушку.
Явившееся моему взору непотребное зрелище поразило меня до глубины души. По всей комнате были разбросаны странного вида пыльные книги и манускрипты — явно невообразимо древние. На стеллажах, достигающих потолка, теснились стеклянные банки и бутылки с разными омерзительными тварями — змеями, ящерицами, летучими мышами. Пыль, плесень и паутина покрывали все вокруг. В центре помещения, за столом, на котором стояли зажженная свеча, почти пустая бутылка виски и стакан, неподвижно сидел старик с костлявым морщинистым лицом и безумными глазами, смотревшими сквозь меня невидящим взглядом. Я мигом признал в нем Абеля Фостера, старого церковного сторожа. Он не пошевелился и не промолвил ни слова, когда я медленно, с опаской приблизился.
— Мистер Фостер? — спросил я и затрепетал от безотчетного страха, когда эхо моего голоса отразилось гулким эхом от стен комнатушки.
Человек за столом не ответил и даже не шелохнулся. Решив, что он напился до бессознательного состояния, я обогнул стол и подошел к нему с намерением тряхнуть за плечо.
Едва я до него дотронулся, чудной старик вскочил с кресла, словно обуянный смертельным ужасом. Вперив в меня по-прежнему бессмысленный взгляд, он замахал руками и попятился.
— Нет! — истошно выкрикнул он. — Не прикасайся ко мне! Убирайся… убирайся прочь!
Мне стало ясно, что Фостер не только пьян, но и невесть почему объят диким страхом. Успокоительным тоном я объяснил, кто я такой и зачем явился. Похоже, он смутно понял меня, ибо бессильно рухнул обратно в кресло и застыл в сгорбленной позе.
— Я принял вас за него! — пробормотал старик. — Решил, что он явился за ней. Он все пытается выбраться оттуда — пытается с того самого дня, как я упрятал его туда. — Он снова возвысил голос до крика и судорожно вцепился в ручки кресла. — Может, он уже выбрался! Выбрался и идет сюда!
Я оглянулся через плечо, почти ожидая увидеть какую-нибудь призрачную фигуру, поднимающуюся по лестнице.
— Кто идет сюда? — спросил я.
— Вандерхооф! — провизжал старик. — Крест на его могиле падает каждую ночь! Каждое утро земля там разрыхлена, и от раза к разу утаптывать ее становится все труднее! Рано или поздно он выберется оттуда, и я ничего не смогу поделать!
Заставив Фостера опуститься обратно в кресло, я присел на ящик рядом. Старика трясло от ужаса, и из уголков рта у него стекала слюна. На меня поминутно накатывали волны душного страха, который описывал мне Хайнс, рассказывая о старом стороже. Действительно, от него веяло необъяснимой жутью. Сейчас он уронил голову на грудь и беззвучно шевелил губами, несколько успокоившись.
Я тихо встал и распахнул окно, чтобы выветрился тяжелый дух виски и затхлый запах пыли и тлена. Бледный свет только что взошедшей луны рассеял кромешную тьму, и из окна колокольни я различал внизу могилу пастора Вандерхоофа. Я пригляделся и растерянно поморгал, не веря своим глазам: крест на могиле покосился! Но ведь час назад он стоял вертикально! Меня снова охватил страх. Я резко повернулся. Фостер пристально смотрел на меня — более осмысленным взглядом, чем прежде.
— Так значит, вы племянник Вандерхоофа, — гнусаво протянул он. — В таком случае вам, надо думать, все известно. Скоро он явится за мной — сразу, как только выберется из могилы. Да вы наверняка и сами все знаете.
Казалось, страх покинул его и он смирился с некой ужасной участью, которой ждал с минуты на минуты. Он снова уронил голову на грудь и продолжал монотонно бубнить гнусавым голосом:
— Видите все эти книги и рукописи? Так вот, в свое время они принадлежали пастору Слотту — пастору Слотту, что обретался здесь много лет назад. Все они про магию — про черную магию, которую старый пастор знал еще прежде, чем перебрался в эту страну. У него на родине за такие знания сжигали на костре или варили в кипящем масле. А старый Слотт все это знал, но держал язык за зубами. Он читал здесь проповеди много поколений назад, а по ночам, поднявшись на колокольню, изучал свои книги, и колдовал над дохлыми тварями из банок, и произносил магические проклятия и заклинания, но хранил это дело в тайне. Нет, никто ничего не знал, кроме самого пастора Слотта да меня.
— Вас? — воскликнул я, подаваясь к нему через стол.
— Ну да, только я узнал все сравнительно недавно. — Лицо Фостера приняло лукавое выражение. — Я нашел все это здесь, когда устроился в церковь сторожем. Я стал читать книги на досуге и вскорости постиг тайное знание.
