Абрахам Меррит - Корабль Иштар
Сеть раскрылась Оттуда посыпалась черная пыль.
Паутина вернулась к пославшему ее шару.
И тут же шар исчез.
Исчезла и тень, затягивавшая корму корабля. Высоко над кораблем с победоносными криками кружили голуби.
Чья-то рука коснулась плеча Кентона. Он взглянул в затененные глаза женщины, которую звали Шарейн. Теперь это была не богиня, а просто женщина. В глазах ее виднелось недоумение, крайнее изумление.
Кентон вскочил на ноги. Резкая боль пронзила его голову. Палуба под ногами вращалась. Он старался преодолеть головокружение, но не мог. Корабль продолжал медленно поворачиваться под ногами. А дальше широкой аркой поворачивалось бирюзовое море и серебряный горизонт.
И вот все это образовало водоворот, внутрь которого его затянуло — он падал все быстрее, быстрее. Вокруг все стало бесформенным. Снова послышались голоса бурь, резкие крики ветров пространства. Звуки стихли. И только три ясных звонких удара…
Кентон стоял в своей комнате!
Колокол, который он слышал, — это часы, отбивавшие шесть. Шесть часов? Но ведь последний звук, который он слышал в своем мире, прежде, чем его унесло в мир загадочного моря, был третий удар все тех же шести часов. Удар, оборванный посередине.
Боже — что за сон! И все на протяжении половины боя часов.
Он поднял руку и коснулся ссадины на виске. Сморщился — по крайней мере этот удар не был сном. Подошел к драгоценному кораблю. И в недоумении уставился на него.
Игрушечные фигурки на палубе переместились — и появились новые.
На черной палубе не было больше четырех кукол. Стояли только две. Одна указывала, рукой направо, на место на палубе рядом с мачтой, другой рукой она опиралась на плечо игрушечного солдата, рыжебородого, с агатовыми глазами, одетого в сверкающую кольчугу.
Не было и женщины у двери розовой каюты — там ее видел Кентон, когда впервые появился корабль. На пороге каюты виднелись пять стройных девушек с короткими копьями в руках.
А женщина стояла на правой половине палубы и низко склонилась над бортом.
И весла корабля больше не были погружены в волны из лазурита. Они были подняты, готовы к очередному гребку!
Глава III
Корабль возвращается
Одну за другой Кентон потрогал фигурки. Неподвижные, твердые, они казались частью палубы. Никакими усилиями он не мог их передвинуть.
Но что-то передвинуло — а куда подевались исчезнувшие? Откуда возникли новые?
Вокруг крошечных фигурок не было дымки, они больше не расплывались, каждая вырисовывалась очень четко. Игрушка, указывавшая на правую сторону палубы, — с короткими кривыми ногами, у нее торс гиганта, лысая голова блестит, в ушах золотые диски. Кентон узнал его — барабанщик, бивший в змеиный барабан.
На голове склонившейся маленькой женщины-игрушки — миниатюрный полумесяц, и над ним потоки рыже-золотых волос…
Шарейн!
А место, на которое она смотрит, — разве — не на этом месте лежал он на другом, корабле в своем сне?
Этот — и есть тот корабль? Кентон опять увидел белую и черную палубы, розовую каюту и изумрудную мачту. Это тот самый корабль! Сон? Но что передвинуло игрушки?
Удивление Кентона росло. В то же время нарастало беспокойство, возбуждение, любопытство. Он обнаружил, что, глядя на корабль, не может четко рассуждать; казалось, корабль притягивает его к себе, наполняет его каким-то напряженным ожиданием. Кентон снял занавеску и набросил на сверкающую загадку. Потом вышел из комнаты. Каждый шаг давался ему с трудом, непреодолимым было желание вернуться, повернуть голову. Он вытащил себя за дверь, чувствуя, будто чьи-то руки держат его, тащат назад. Все еще стараясь не обернуться, он протиснулся в дверь, затворил ее, закрыл на замок.
В ванной он осмотрел ссадину на голове. Болезненная, но ничего серьезного. Холодный компресс в течение получаса — и ничего не будет видно. Он говорил себе, что, должно быть, упал на пол под действием страшного запаха, — но знал, что, это не так.
Кентон пообедал в одиночестве, не замечая, что стоит на столе; разум его по-прежнему был в недоумении. Что связано с этим блоком из Вавилона? Кто поместил внутрь него корабль и почему? В письме Форсайта говорилось, что блок нашли в холме, известном под названием Амран, непосредственно к югу от Ксара — развалин «дворца» Набупалассара. Кентон знал: существуют доказательства, что Ксар — одна из сторон Е-Сагиллы, зиккурата, ступенчатого храма, который, когда-то был Великим Домом богов в древнем Вавилоне. Блок, должно быть, пользовался особым почтением, заключил Форсайт, поскольку только он был спасен при разрушении города Сеннахерибом и впоследствии помещен в восстановленный храм.
Но почему к нему относились с таким почтением? Почему такой чудесный корабль был заключен в камне?
Какой-то ключ к разгадке могла дать надпись, если бы не была так повреждена. В своем письме Форсайт указывал, что имя Иштар — матери-богини всех вавилонян, а также богини мщения и разрушения — несколько раз повторялось в надписи. Видны были также стрелообразные символы Нергала, бога вавилонского Аида и повелителя мертвых. Часто встречались символы Набу, бога мудрости. Эти, три имени были почти единственными различимыми словами на блоке. Как будто кислота времени, изъевшая остальные знаки, эти не могла тронуть.
Кентон читал клинопись почти так же свободно, как родной английский. Он припомнил, что в надписи символы Иштар говорили о ее гневной ипостаси скорее, чем о доброй. И всегда сопровождались знаком Набу, одновременно означавшим сигнал об опасности, предупреждение.
Очевидно, Форсайт этого не заметил — или не счел достойным упоминания в письме. По-видимому, он также не подозревал о таинственном запахе блока. Что ж, теперь нечего раздумывать о надписи. Она исчезла навсегда с пылью, в которую превратилась.
Кентон неторопливо отодвинул стул. Он знал, что тянул время, разрываясь между горячим желанием вернуться в комнату, где находился корабль, и страхом, что когда он туда вернется, все его приключение окажется иллюзией, сном. Что маленькие фигуры на самом деле не двигались, что они на тех же местах, где и были, когда он впервые увидел корабль, что это всего лишь игрушки — ничего больше. Больше оттягивать он не будет.
— Больше обо мне сегодня не беспокойтесь, Джевинс, — сказал он дворецкому. — У меня важная работа. Если будут звонить, говорите, что меня нет. Я закроюсь, и тревожить меня можно, только если протрубит архангел Гавриил, не меньше.
Старик-слуга, полученный Кентоном в наследство от отца, улыбнулся.
