Олег Маркеев - Таро Люцифера
— Едут, они едут! Через час здесь будут, не сомневайся. А пока вели коляску запрягать. Людишкам скажи, пусть собираются. А то от страха, поди, уже разбежаться готовы.
Секретарь с поклоном отступил за дверь.
Николай Михайлович вновь разложил карты. Сверил расклад с записями в блокноте и тяжело вздохнул.
— Да, судьбу не обманешь.
Чуть склонив голову, он уставился на пламя свечей. Взгляд его стал мутным, пустым. Казалось, что старый князь заснул с открытыми глазами.
— Два века… Без четырнадцати лет, — прошептал он. — Сто восемьдесят шесть лет никто не сможет сломать печать. Все верно. Ибо, сумма дает «шестерку», что есть число печати и число Совершенного.
Словно очнувшись от звуков собственного голоса, князь встрепенулся, собрал карты в футляр.
— Сильвестр! — оборотившись в сторону двери, негромко позвал он, уверенный, что его услышат.
Секретарь неслышно возник в дверном проеме.
Николай Михайлович погрел бокал в ладонях, поднес к носу, наслаждаясь ароматом. Сделал последний глоток.
Прикрыл глаза, и, показалось, вновь впал в недолгое забытье.
— Как ты сказал, фамилия корнета?
— Я не говорил, ваше сиятельство. Корсаков их фамилия.
— Забавно, — задумчиво пробормотал князь. — Корсак, стало быть… Лис степной. Ордынский род, стало быть. И лет ему осьмнадцать, али нет?
— Молод, ваше сиятельство, — кивнул Сильвестр.
— Забавно, забавно… Ну да ладно. Пожалуй, пора.
Он отставил бокал, с натугой приподнялся в кресле.
Секретарь с готовностью поддержал его под локоть. Проводив хозяина к порогу, секретарь метнулся к столу. Взял книги подмышку, сунул блокнот за пазуху, протянул, было руку к футляру с картами.
— Оставь все, как есть!
Сильвестр вздрогнул, поймав на себе пристальный взгляд хозяина.
— Как угодно, ваше сиятельство, — пролепетал Сильвестр.
— Дурья твоя башка, вся моя наука не впрок пошла! Ничего не изменить. А твоей суетой и подавно! Требуется пролить реки крови, чтобы смыть предначертанное. И потребен на то срок не малый. От сего дня — два века без четырнадцати лет! — произнес Николай Михайлович, назидательно вскинув указательный палец. — Записки мои возьми. Остальное оставь. Да, и бутылку коньяку початую прихвати, — смягчив тон, распорядился князь. — Те, что в ящике под столом, не тронь. Даст Бог, кто и помянет им души наши грешные.
Князь дождался, пока секретарь выйдет из комнаты. Обернулся к ожидавшим в кабинете двум слугам. На полу у их ног стояли стопки кирпичей и ведра с раствором. Лица слуг были замкнуты и бледны, как свечи, глаза потухшие.
Ну, за работу, ребятушки! — бодро скомандовал Николай Михайлович. — Двери снять, проход заложить. Да так, чтобы ни одна душа не догадалась.
Он прошел к креслу возле окна, уютно в нем расположился и дал знак секретарю. Сильвестр подал ему бокал и встал рядом, по знаку князя подливая время от времени коньяк.
Позвякивали о камень мастерки в руках слуг, переговаривались на улице казаки, поившие коней. Мимо дома чередой проезжали кареты и повозки москвичей, спешно отъезжающих кто в загородные имения, кто бог весть куда, лишь бы подальше от обреченного города.
Небо над крышами синело, исподволь наливаясь ночной темнотой, подсвеченные закатом, кроваво горели в вышине редкие облака.
Князь пальцем поманил секретаря поближе, Сильвестр склонился над его плечом.
— Ежели сподобишься судьбу перехитрить, доставь записи князю Новикову[6], — прошептал Козловский. — В чужие руки не отдавай, непременно уничтожь. А на словах Николаю Ивановичу передай: изменить ничего нельзя, надо ждать. Два века без четырнадцати лет! — с нажимом произнес князь. — Запомни: ровно два века без четырнадцати лет!
Слушаю-с, ваше сиятельство.
В год одна тысяча девятьсот девяносто осьмом явиться в мир Совершенный, он и сломает печать. А нам, грешным, остается только терпеть и молиться.
Козловский откинулся в кресле, и, казалось, задремал.
Секретарь зажег несколько свечей в настенных подсвечниках, поторопил слуг, заложивших стену кирпичом и теперь покрывающих кладку раствором.
— Все побелить, оклеить тканью, чтобы ни следа не осталось, — строго проговорил он вполголоса. — А здесь погоди замазывать.
Подойдя к Козловскому, он негромко кашлянул, привлекая внимание.
— Все готово, ваше сиятельство.
— Да, да, — встрепенулся князь.
Выбравшись из кресла, он подошел к стене, придирчиво осмотрел работу. Протянул руку к секретарю. Тот вложил ему в пальцы угольный карандаш.
Взмахом руки, приказав всем отойти, князь уверенно начертал на кладке опрокинутую пентаграмму, окружил звезду буквами еврейского алфавита и, закрыв глаза, зашептал едва слышные заклинания. Закончив ритуал, он шагнул назад, обернулся к слугам и протянул им руку. Сильвестр и работники по очереди приложились к перстню в виде головы человека и, склонившись в глубоком поклоне, застыли, ожидая приказаний.
— Заканчивайте, ребятушки. А нам, Сильвестр, пора. Подводы уже прибыли.
Секретарь поспешил выйти из кабинета.
С улицы донесся топот. Николай Михайлович подошел к окну. Во двор влетел казак, спрыгнул с коня, грохоча сапогами, взлетел по ступеням крыльца.
С первого этажа послышались возбужденные голоса, дверь кабинета распахнулась.
— Ваше сиятельство, подводы прибыли. — Сильвестр нервно облизывал губы, бледное лицо было покрыто потом. — Мужики говорят, французов видели у Дорогомиловской заставы.
— Так поспешай, — кивнул Козловский.
* * *Как не спешили со сборами, а выехали только затемно. Город как вымер, ни огонька, ни живой души, только собаки шалые, да тени шастают. В темном небе мелькали всполохи близких пожаров. Тревожно пахло дымом.
Лошади нервно всхрапывали, сосали раздутыми ноздрями воздух.
У Никольских ворот суетились солдаты. Усталый капитан на вопрос Корсакова пробурчал что-то невнятное: мол, знает, что приказ командующего об оставлении города касается всех, но он с командой эвакуирует артиллерийский склад и бросать имущество не имеет права.
— Слышал, что за городом уже вовсю рыщут разъезды французов, — добавил капитан. — Советую вам, господа, дождаться рассвета и уходить с арьергардом Милорадовича. С таким обозом на ночной дороге вы непременно привлечете внимание неприятеля.
— К сожалению, я тоже имею приказ, господин капитан, — с достоинством козырнул ему Корсаков. — К полудню должен вернуться в полк.
Но после непродолжительного совещания с хорунжим и с согласия князя он решил все же оставить обоз из телег и тарантасов, доверху груженных книгами, у заставы с наказом дождаться отряда пехоты и, примкнув к нему, большаком двигаться в имение князя. А самим двигаться малым отрядом на рысях.
