Максим Жуковец - Ясныи день
Ночь где-то солнце прячет,
Звёзды сияют прямо,
Маленький мальчик плачет,
Бомба убила маму…
Взрослые люди воюют,
Взрослые люди дерутся,
Дети их ярость чуют,
Но дети не разберутся.
Что делят взрослые дяди?
Что так глядят упрямо?
Денег ли, власти ли ради
Бомба убила маму?..
Мелодия была прекрасной. Союз мелодии и голоса поразил меня. К тому же песню исполняло совсем юное создание. Простые, но глубоко затрагивающие душу слова, запомнились. Я помню их до сих пор.
Прекратив есть ягоды и разинув рот, я слушал Лену. Вскоре она это заметила. Она окинула моё удивленное лицо детским чистым взглядом, улыбнулась и зазвучала другими, уже весёлыми и радостными, ритмами и стихами…
Я не отрываясь следил за тем, как красиво и естественно, без стеснения и робости пела маленькая солистка. Как будто вся чистота природы собралась тогда в ней, сидевшей на густой траве поляны, поющей радостно и светло. Её брови приподнялись, а глаза сверкали солнечным огнём от вдохновения, наполнявшего её сердце. Если бы вы только знали, как она радовала слух своим голосом. Сколько же любви в нём читалось, сколько веры. Сколько мягкости и тепла. А ведь девочка была ещё совсем мала.
«Что же из неё вырастет? В какого ангела она превратится, когда станет взрослой?» — подумал я тогда.
Я посмотрел на Олега. Он, наверное, уже привык к музыкальной одарённости своей дочери, потому что безо всякого удивления, просто улыбаясь, наблюдал за ней.
А она всё пела. Пела новые песни с незатейливыми, но всё же имеющими какой-то особенный глубинный смысл словами. Мелодии с прекрасными мотивами и стихи были мне совершенно незнакомы. Я их никогда не слышал раньше, но в тот момент я не догадался спросить у Лены, что она поёт, и кто это сочинил.
Когда она закончила, и сидела среди цветов с развевающимся на лёгком ветерке каштановым чубчиком, улыбающаяся и ждущая моих оценок, я долго смотрел на неё. Смотрел так, что она перестала улыбаться и серьёзным, но ласковым взглядом отвечала мне.
Я сказал:
— Лена… Как красиво, Лена…
— Спасибо, Максим.
— За что же, Лена?
— За слово «красиво».
— Это тебе спасибо…
Потом наступила тишина. По крайней мере, для меня. Я прилёг на траву и попытался думать. Лена обращалась ко мне, и Олег разговаривал с ней, но я их не слышал. Я думал о детях.
Великий поэт и эрудит Халил Джибран писал:
«Ваши дети — это не ваши дети.
Они — сыновья и дочери зова жизни, адресованного ей самой. Они появляются на свет при вашем содействии, но рождены не вами.
И хотя они находятся при вас, но вам они не принадлежат.
Вы можете дать им свою любовь, но не свои мысли, ибо у них есть собственные мысли.
Вы можете приютить у себя их тела, но не их души, ибо их души живут в обители завтрашнего дня…
Вы можете попытаться стать подобными им, но не пытайтесь уподобить их себе.
Ибо жизнь не течёт вспять и не задерживается во дне вчерашнем…»
Совсем недавно я запомнил эти строки, запомнил только потому, что они полностью противоречили моему едва начинающему формироваться отношению к воспитанию детей. Действительно, я считал, что всё написанное выше — полная чушь, ибо, как можно думать так? Как можно называть своих детей не своими?
Глядя на Лену, я невольно воспроизвёл в памяти слова поэта, и мне показалось, что он не на шутку прав… «Ваши дети не ваши… не пытайтесь уподобить их себе…»
«Правда!» — думал я. — Чувствую, что в его словах много правды. Но не могу понять эту правду. А ведь она важна…
Лена ушла в дальний угол полянки и собирала там цветы. А мы с Олегом, развалившись на душистой траве, смотрели, как белые и лёгкие, словно пух, облака бежали по синему-синему небу.
— Олег, — позвал я его, желая спросить кое-о-чём.
— М-м, — промычал он сонно и как будто издалека, хотя лежал рядом.
— Скажи, Олег, где Лена научилась так петь?
— Я не знаю, — немного помолчав, ответил он.
— Как это — «не знаю»? Ты же её отец. И не знаешь. Как так может быть?
Олег молчал. Я приподнялся и посмотрел на него. Он лежал в траве, его лицо утопало в густой зелени. Он лежал с закрытыми глазами и улыбался.
«Приятный тип, — подумал я. — Улыбается всё время. Но только немного странный, как мне кажется».
— О чём ты думаешь, Олег? Чего ты улыбаешься? — поинтересовался я, надеясь, что он сейчас расскажет что-нибудь смешное.
Он открыл глаза и взглянул на меня. Потом закрыл их снова. И ответил с такой же, как и прежде, лёгкой улыбкой на лице:
— Я улыбаюсь, потому что мне хорошо. Очень хорошо — солнце светит… Как ярко оно светит! — последнее предложение он произнёс как-то странно. Не было никаких суетливых эмоций в его тихих словах. Чувствовалось только спокойное и лёгкое блаженство.
— Любишь загорать? — спросил я с непониманием.
— Нет… — ответил он. — Я люблю солнце.
— Солнце?
— Я люблю Себя, обитающего там… — добавил он еле слышно.
— Как это, интересно?
— Думаю, мне будет трудно объяснить это тебе сразу. Это вообще необъяснимо. Нужно испытать Ясный День, чтобы это понять.
— Ясный день?
— Да.
— Как это?
Олег открыл глаза и посмотрел в небо. Он посмотрел на солнце, пробивающееся сквозь ветви сосен к нам в тень, и спросил меня:
— Ты видишь это Солнце, Максим?
— Конечно же, я вижу его, — опять удивился я.
— Когда ты увидишь это Солнце, тебе не надо будет рассказывать про Ясный День. Тебе вообще ничего не будет нужно в тот миг, когда его лучи коснутся тебя. Ясный День — это состояние, при котором ты узнаешь, кто ты есть на самом деле. Когда это произойдет, тебе уже не нужно будет верить, ты будешь точно знать…
Что-то до странности знакомое было в его словах. Что-то, что я уже слышал. Когда-то. Давным-давно. Слышал, но совершенно забыл. Что же это?
— Ясный день, — повторил я вслух, не заметив, что Лена подошла к нам. Она взглянула на меня, потом на отца, а после опять на меня. На её голове красовался венок из луговых цветов. Она присела возле меня и положила голову на мою руку. Она что-то отвязала у себя за шеей и вытащила из-за пазухи странный амулет на верёвочке. Девочка рассматривала его, и я, любопытства ради, тоже взглянул на него, не переставая думать о словах Олега. Но амулет оказался до того необычным, что я забыл, тут же забыл про всё.
Лена держала в руках квадратную чёрную пластину небольших размеров. Тем не менее было чётко видно, что в центре пластины, на фоне белого земного горизонта и ночного звёздного неба изображался человек. Точнее, это был черный силуэт человека, на который из космического пространства опускался столб белого света…
