Дженнифер Рардин - Двум смертям не бывать
— Вот только устрой снег в салоне, и клянусь: я тебя высажу посреди первого попавшегося поселка пенсионеров и на первом же самолете вернусь в Огайо, — предупредила я.
Странно это — думать об Огайо как о базе какой бы то ни было операции более опасной, чем удаление катаракты. Но именно из-за такой репутации мы спокойно зани маемся своим делом. Конечно, люди знают, что мы убиваем злодеев. Им просто не хочется знать неаппетитные подробности. Но если кого-либо из них спросить в темной комнате, где их не подслушают соседи, то вам расскажут, что мы и близко того не делаем, что им хотелось бы. Тут вот ведьмы, вампы, оборотни… вот их бы всех на один большой костер, и все дела. Ну да, среди других есть и хорошие, и они имеют — и заслуженно, да, — те же права и защиту, что есть у нас, людей.
Один из этих хороших — Вайль. После полугода работы с ним на пару я не могла нарадоваться, что не стала строить из себя примадонну и не хлопнула дверью в кабинете у Пита, когда он это предложил. С самого начала мы оказались идеально притерты друг к другу, и сейчас мне трудно было бы представить себе работу без него. Но — да, у Вайля имелись свои эксцентричные свойства. И — да, некоторые из них иногда вызывали у меня желание повесить его на шпиле Терминал-Тауэр.[3] Его напряженный интерес к моим так называемым Дараш. Тот факт, что он уклонился от Школы Положительного Подкрепления. А особенно — его умелый уход от любых вопросов, связанных с тем, зачем нас объединили. От этого я готова была на стенку лезть.
Он внезапно ожил, застав меня врасплох: как будто я, допустим, шла по ботаническому саду, и вдруг херувим в фонтане расправил крылья. Вайль сел ровнее, губы дернулись в улыбке.
— Как ты можешь скучать по своему сонному маленькому штату, когда я тебя привез в одно из самых экзотических мест на земле?
— О'кей, я знаю, что ты слишком стар, чтобы получать уроки от юной соплячки вроде меня…
— Жасмин… — На самом деле он произносит «Я-асми-ин», растягивая гласные, и у меня душа замирает, хотя я никогда этому чувству не поддаюсь. — Пусть я готов согласиться, что двадцать пять лет — вполне юный возраст, но называть себя соплячкой ты вряд ли имеешь право.
Да, но «девка с прибабахом» было бы слишком близко к истине.
— Ну, блин, старая клуша, сверни уж наконец!
Седовласое чудо в перьях, уже несколько кварталов возглавлявшее парадную колонну машин, наверное, включило свой слуховой аппарат — бабуля свернула к парковке методистской церкви, оставив всех нас наслаждаться жизнью, пока не вылезет на дорогу очередной питомец богадельни, которому приспичило выехать ночью. У нас в Огайо старики знают, что ночью лучше не ездить. Еще один довод в пользу родных камней Кливленда.
Мы поехали прямо в свой очень старый и очень шикарный отель. Он назывался «Бриллиантовые номера» и возвышался над розовой известковой стеной, окружающей само здание и сады, на добрых двенадцать этажей, увенчанных крутой красной черепичной крышей. На всех окнах — черные металлические решетки с декоративными завитками вверху и внизу. Для въезда в ворота парковки требовалась ключ-карта. Мы ее получили вместе с машиной, на которой сейчас ехали, в рамках «прайвеси» — этим «Бриллиантовые номера» привлекают свою нелюдимую и, как правило, знаменитую клиентуру.
Синие и ледяные, как у лайки-хаски, глаза Вайля подмечали все подробности обстановки, а его мозг тут же раскладывал их по полочкам на будущее. Парковка была полна самых дорогих машин, которые только сдаются напрокат. Автоматическая проверка. Автоматическая пуленепробиваемая дверь под ключ-карту. Автоматическая проверка. Вестибюль, забитый всякими мелочами — от белых мохнатых полотенец до импортных шампуней, со вкусом расставленных на полках изящно инкрустированных шкафов. Автоматическая проверка. И ни единой живой души. Превосходно.
С сумками в руках Вайль наклонился ко мне и прошептал:
— Как гласит легенда, в отеле есть призраки.
Я фыркнула. Знаю, привычка совершенно недостойная леди, но имеет место, как и привычка к ругани.
— Небось твои старые приятели по покеру ждут возможности отыграться.
Эта шуточка не была взята с потолка. Поговаривают, что трость и свой первый золотой прииск Вайль выиграл в покер на пяти картах.
У него снова дернулись губы. Я уже не в первый раз подумала: Если он когда-нибудь улыбнется по-настоящему, лицо у него развалится. Но попыталась не думать слишком громко. В самолете он услышал, сидя в переднем ряду, как два стюарда в хвосте обсуждают шоковый пистолет пилота. С такими возможностями ему стоит чуть прислушаться — и он сразу узнает мои непочтительные мысли.
Вайль заказал для нас пентхаус, поэтому мы на лифте 6А поднялись на двенадцатый. К этому времени я уже слегка дергала ногой — полуклаустрофобический вариант танца «писать хочу», — пока Вайль соображал, куда вложить ключ-карту, чтобы дверь открылась. Только выскочив и слегка успокоив пульс, я оглядела обстановку. Мы стояли в маленьком закрытом холле, густо расписанном цветами по всем четырем стенам, по дверям лифта и по половине потолка. Пол покрывали пастельно-розовые плитки, которые во Флориде всюду, куда ни плюнь.
Я поморщилась от этого цвета. Почему-то у меня от розового сводит желудок. Может быть, этот цвет напоминает мне бутылочки с пепто-бисмолом. Что до меня, я предпочитаю цвета посочнее. Наверное, поэтому я под черный жакет сегодня надела изумрудно-зеленую шелковую блузку. В отличие от пальто у Вайля, доходившего до колен и просторного настолько, что под ним можно было бы спрятать ружье, меч или даже маленького пони, этот жакет опускался чуть ниже талии и отлично на мне сидел, поскольку был предназначен для маскировки наплечной кобуры. Черные слаксы казались чуть великоваты — быть может, потому, что я уже целый месяц не успевала пообедать. Поскольку прогноз погоды предсказывал вторжение во Флориду холодных воздушных масс примерно одновременно с нами, я надела новые сапоги. Надеюсь, они продержатся дольше прошлой пары, которая рассыпалась, стоило мне ступить в лужу крови.
Я протащила чемодан через застекленные двери, открывавшиеся в гостиную с пониженным полом, обставленную диванами и креслами с обивкой в цветочек, стеклянными столами и устланную ковром, розовым, как пепто-бисмол. На другом конце комнаты возле бархатных штор с портретами Элвиса стоял стеклянный стол побольше, окруженный креслами. Я это заметила главным образом потому, что кресла были на колесиках, и это включило воспоминания детства.
Мы с братом и сестрой жили летом у бабули Мэй на ферме. У нее стулья на кухне были с колесиками, и мы иногда часами гоняли по кухне или вертелись на стульях, кто первый упадет. Хорошее было время. И снова меня кольнула ностальгия по временам, когда мы с братом и сестрой были друзьями, единомышленниками и сообщниками. Ну почему так не могло быть всегда?
