Томас Лиготти - Последний пир Арлекина
Иногда Тосс становился объектом сплетен и романтических домыслов. Он был гениальным полевым работником и прославился умением проникать в любую экзотическую культуру или ситуацию, получая взгляд изнутри там, где другим антропологам приходилось довольствоваться сбором данных. В различные периоды его карьеры возникали слухи, что он «ушел жить к аборигенам», как легендарный Фрэнк Гамильтон Кашинг. Поговаривали, что эти разговоры не всегда были безосновательными, и что он принимал участие в довольно эксцентричных проектах, большая часть которых сосредоточивалась в Новой Англии. В частности, хорошо известен факт, когда Тосс шесть месяцев провел в клинике Западного Массачусетса под видом пациента, собирая данные о «культуре» душевнобольных. Когда вышла его книга «Зимнее солнцестояние: самая длинная ночь общества», общественное мнение объявило ее разочаровывающе субъективной и очень импрессионистской. Якобы, помимо нескольких трогательных, но «поэтически туманных» наблюдений, в ней нет ничего ценного. Сторонники Тосса утверждали, что он в некотором роде суперантрополог; пусть его работы опираются в основном на его собственное мнение и чувства, опыт ученого действительно помогает проникнуть в кладезь достоверных сведений, которые он раскрывает во время дискуссий.
Будучи студентом Тосса, я старался поддерживать это мнение о нем. По целому ряду разумных и неразумных причин я верил в способность профессора открыть до сих пор неизведанный пласт существования человека. Поэтому сначала я обрадовался, решив, что статья под названием «Последний пир Арлекина» подтверждает загадочность репутации Тосса, причем в области, которую я находил захватывающей.
С первого раза большую часть статьи я не понял — из-за специфичной характеристики автора и множества стратегических неясностей. Но я сразу уловил самый интересный аспект этого краткого (на двадцати листах) исследования — общее настроение покоя. Вне всякого сомнения, на этих страницах ощущалась эксцентричность Тосса как внутренняя борющаяся сила, которая была заключена в торжественной ритмике его прозы и в некоторых мрачных ссылках. Две ссылки были на одну и ту же тему. Одна — цитата из «Червя завоевателя» Эдгара По, которую Тосс использовал в качестве блестящего эпиграфа. Однако смысл эпиграфа не нашел в тексте дальнейшего отражения, за исключением еще одной случайной ссылки. Тосс коснулся современного праздника Рождества, берущего начало в римских сатурналиях. Затем, дав понять, что он еще не видел фестиваля в Мирокаве, а только собрал сведения о нем из различных источников, он доказывал, что в него включено много еще более откровенных элементов сатурналий. Далее Тосс сделал замечание, на мой взгляд, тривиальное и исключительно лингвистического порядка, которое имело еще меньшее отношение к общей линии его доводов, чем столь же второстепенный эпиграф из По. Он мельком упомянул, что ранняя секта сирийских гностиков называла себя «сатурнианцы» и верила (помимо других религиозных ересей) в то, что человечество создали ангелы, которые, в свою очередь, были созданы Высшим Неизвестным. Однако ангелы не обладали могуществом, позволявшим сделать их творение прямоходящим, поэтому какое-то время человек ползал по земле, как червь. Позже Создатель изменил эту гротескную позу на более подобающую. В тот момент я предположил, что символическая аналогия происхождения человечества и исходного условия, ассоциирующегося с червями, в сочетании с фестивалем конца года, обозначающего зимнюю смерть земли, и есть истинный смысл «откровения» Тосса, — поэтическое наблюдение, но без всякой ценности.
Остальные замечания, сделанные профессором по поводу фестиваля в Мирокаве, тоже были строго этическими и базировались на заимствованных источниках и слухах. Но я сразу почувствовал, что Тосс знает гораздо больше, чем готов открыть. Как выяснилось позднее, он действительно включил в статью информацию о некоторых аспектах фестиваля в Мирокаве, позволявшую понять, что у него уже имелось несколько ключей-разгадок, которые он предпочитал держать при себе. К тому времени я и сам обладал в высшей степени разоблачающими крохами знания. В примечании к «Арлекину» читателям сообщалось, что эта статья — необработанный фрагмент более солидной работы, находящейся в стадии написания. Но мир так и не увидел сей труд. После того как мой бывший профессор удалился из академических кругов около двадцати лет назад, он больше ничего не издал. Теперь я знал, куда он делся: человек, у которого я спрашивал дорогу на улицах Мирокава, тот самый, с тревожаще апатичным взглядом, напоминал глубоко состарившегося доктора Реймонда Тосса.
III
А теперь я должен кое в чем признаться. Несмотря на все попытки испытать энтузиазм к Мирокаву и его тайнам, особенно во взаимосвязи с Тоссом и моим собственным глубочайшим интересом как ученого, я размышлял о предстоящем в состоянии равнодушного оцепенения и даже глубокой депрессии. Впрочем, оснований удивляться такому эмоциональному фону, обусловленному моими внутренними обстоятельствами, не было. Много лет, еще с университетских дней, я страдал от мрачного расстройства, этого периодически повторяющегося уныния, в которое погружался, когда земля обнажалась и остывала, а небеса тяжелели от туч. Все равно, хоть и несколько механически, я планировал поехать в Мирокав на фестиваль в надежде, что эта поездка поможет мне немного развеять сезонный упадок духа. В Мирокаве будут проходить парады и вечеринки, а у меня появится возможность снова сыграть клоуна.
За несколько недель до поездки я начал репетировать, оттачивать ловкость рук при исполнении фокусов, бывших когда-то моей фишкой. Я отдал в химчистку костюм, купил грим и теперь был полностью готов. Даже получил разрешение из университета отменить кое-какие лекции перед праздниками, объяснив администрации суть проекта и сказав, что в город необходимо приехать за несколько дней до фестиваля, чтобы провести кое-какие исследования, отыскать информаторов и все такое. На самом деле мой план заключался в том, чтобы отложить официальные расспросы на время после фестиваля, а сначала погрузиться, насколько это будет возможно, в подготовку и организацию праздника. Разумеется, я собирался вести дневник.
С одним источником я хотел проконсультироваться заранее. Я вернулся в ту далекую библиотеку, чтобы просмотреть выпуски «Курьера Мирокава», датированные декабрем два десятилетия назад. Одна найденная история подтвердила мысль, высказанную Тоссом в его статье «Арлекин», хотя само событие, видимо, произошло после того, как Тосс написал статью.
