Стивен Кинг - Реплоиды
Приблизительно десять лет назад в маленьком заброшенном городишке Чоучила произошёл действительно ужасный случай. Пара уголовников (а если верить кинохроники были они на двух ногах) угнали автобус с детьми, похоронили их заживо, после чего потребовали огромную сумму денег. В противном случае, как они сказали, детишки там и останутся — будут обмениваться бейсбольными карточками, пока не иссякнет воздух. Всё закончилось благополучно, хотя могло стать кошмаром. Бог свидетель, не было Джонни Карсона в том школьном автобусе, но происшествие это получило широкую огласку. Это был тот самый случай, о котором было напечатано на первых страницах Лос-Анджелес Таймс, Миррор и Энквайра. Пит не понимал одного: что такого чрезвычайно необычного с ними сталось: в мире ежедневной полицейской работы, в мире, где почти все приобретало оттенки серого цвета, они внезапно оказались в ситуации абсолютных контрастов: раскрываете преступление в течение двадцати четырех часов, максимум за тридцать шесть, или становитесь свидетелями того, как в ваш офис входят федеральные агенты… и дают вам пинком под зад.
Всё произошло так быстро, что даже по прошествию долгого времени он не был совершенно уверен, но считал, что даже тогда у них были смутные догадки того, что Карсона не похищали, но он сам был частью всёго похищения.
«Мы собираемся это выяснить по пунктам, г. Паладин,» — сказал Чейни, и хотя он разговаривал с человеком, пристально смотревшим на него с одного из стульев (тот сразу же отказался от софы), его глаза быстро переметнулись на Пита. Вот уже почти двенадцати лет они были коллегами, и чтобы понять друг друга им нужен был лишь один взгляд.
«Больше никаких историй, Пит».
Получено донесение.
«Во-первых, приезжает Миранда Вонинг», — весело сказал Чейни. «И я обязан Вам сообщать, что Вы находитесь под защитой полиции города Бурбанка. Во-вторых, хотя это может и подождать, я добавлю, что против Вас выдвинуто предварительное обвинение в противоправном посягательстве…»
«В противоправном посягательстве!» На лице Паладина отразилось нескрываемое неудовольствие.
«… на собственность, принадлежащую и сдаваемую в аренду Национальной радиовещательной компанией. Я — детектив первого ранга Ричард Чейни. Со мной — мой помощник, детектив второго ранга Питер Джакоби. Мы хотели бы задать Вам несколько вопросов».
«Устроить мне чёртов допрос? Вы это хотели сказать».
«У меня только один вопрос, касающийся расследования», — ответил Чейни. «Сегодня я Вам задам только один вопрос касательно выдвинутого обвинения; остальные имеют отношение к другим делам».
«Ладно, задавайте.»
«На этот раз пунктов не будет», — добавил Джакоби.
Чейни продолжал: «Я обязан напомнить Вам, что у Вас есть право…»
«На адвоката, естественно», — прервал его Паладин. «Я как раз решил, что прежде, чем я отвечу на ваш единственный хреновый вопрос, который будет о том, где я сегодня завтракал и что делал, он должен быть здесь. Альберт К. Делламс».
Он произнёс это имя так, как если бы оно должно было сбить обоих детективов с ног, но Чейни никогда о нём не слышал и по выражению Пита мог сказать, что он тоже.
Каким бы сумасшедшим из-за этого не мог показаться Эд Паладин, тупицей он не был. Он заметил быстрые взгляды, которыми обменялись между собой два детектива, и с лёгкостью их прочёл. Он Вам знаком? Глаза Чейни спросили Джакоби, а глаза Джакоби ответили, в жизни не слыхивал.
Впервые выражение недоумения — не страха — отразилось на лице Эдварда Паладина.
«Ал Делламс», — продолжил он, повысив голос подобно некоторым американцам за границей, которые, кажется, полагают, что могут заставить официанта их понять, если будут говорить достаточно громко и медленно, — «Ал Делламс из Делламса, Карфагена, Стоунхема, и Тайлоя. Полагаю, мне не стоит удивляться, если Вы о нём ничего не слышали. Он — один единственный из самых важных, известных адвокатов в стране». Паладин отвернул левый манжет своей немного яркой спортивной куртки и взглянул на часы. «Если Вы застанете его дома, господа, он обмочится. Если Вы позвоните в его клуб — а я думаю, что это его ночной клуб — он обделается как бугай».
Чейни не был впечатлен этим хвастовством. Если бы его можно было продавать за четверть фунта каждый день, он бы и пальцем не пошевелил, чтобы искать себе работу на следующий день. Но даже беглого осмотра было достаточно, чтобы заметить, что часы, которые носил Паладин, ни только были Ролексом, но даже и Ролекс Миднайт Стар. Конечно, они могли быть подделкой, но он нутром чувствовал, что часы были подлинными. Отчасти это выражалось в том, что Паладин не пытался произвести впечатление — он просто хотел знать, который час они показывали и не более. А если часы были подлинными… ну тогда даже за меньшую сумму Вы могли бы приобрести прогулочный катер. Так в чём же таком сверхъестественном был замешан человек, который был в состоянии позволить себе Ролекс от фирмы «Полночной Звезды»?
Теперь он, наверное, достаточно явно показал недоумение, которое смог прочесть Паладин, потому что тот улыбнулся, смешно сморщив кожу, тем самым, приоткрыв губы и показав несколько запломбированных зубов. «А здесь неплохие кондиционеры», произнёс он, положив ногу на ногу. «Вы, что парни, хотите получить удовольствие, пока можете. Достаточно трудная у вас работа, даже в это время года».
Резким и грубым тоном крайне непохожим на свой радостный, быстрый, немного смешной голос, Джакоби крикнул: «Закрой свой рот, засранец».
Паладин резко отдёрнулся и уставился на него, широко раскрыв глаза. И снова Чейни мог поклясться, что уже много лет с этим человеком никто так не разговаривал. Никто не осмеливался.
«Что Вы сказали?»
«Я сказал, молчать, когда с тобой разговаривает детектив Чейни. Давай номер адвоката. Я хочу увидеть, как его звать. А пока, мне кажется, тебе нужно пару секунд, чтобы вытащить голову из задницы и понять где ты находишься, и как серьёзно ты влип. Я думаю, что тебе стоит поразмыслить над тем, что, пока против тебя выдвинуто только одно обвинение, но до того как завтра утром взойдет солнце, на тебя могут навесить столько, что будешь ты сидеть в тюряге ещё и в следующем столетие».
Джакоби улыбнулся. Но эта улыбка тоже была другой. Как и у Паладина, она превратилась в неучтивый шнурочек из губ.
«Ты прав — кондиционеры здесь не самые худшие. К тому же, телевидение работает и люди здесь, что удивительно, похоже, не страдают морской болезнью. Бодрящий кофе, не растворимый. А теперь, если ты хочешь отпустить ещё две или три остроты, то можешь подождать своего юридического гения в камере на пятом этаже. На пятом у нас единственные развлечение — это дети, плачущие по мамочкам и пьяницы, блёющие в тапочки. Я не знаю, кто ты, что ты там думаешь о себе, да и мне на это плевать, потому что, насколько я понимаю, ты — никто. Тебя я никогда прежде в жизни не видел, никогда не слышал, и если ты меня вынудишь, я твой зад на кол одену».
