Дэвид Кейс - Клетка
Когда жена утром постучала в дверь, я был еще очень слаб. Но со мной все было в порядке. Я удивился, что уже наступило утро. В клетке, конечно, невозможно следить за временем. Часы я с собой не беру.
В первый раз Хелен не слышала, как я ответил ей, и, прежде чем открыть дверь, постучала еще раз. Она приоткрыла ее немного, и я увидел, как в клетку заглядывает один большой глаз. Убедившись, что все в порядке, она широко распахнула дверь. Я, конечно, рад, что она так осторожна, и тем не менее для меня это мучительно. Чертова болезнь!
Она не спросила, как я. Она знает, что я не могу об этом говорить. Интересно, а ей любопытно? Наверное, да. Она и не догадывается, что я веду этот дневник. Лучше держать его взаперти в своем кабинете. Сейчас я сижу здесь и смотрю на деревья за окнами. Сегодня все выглядит так мирно, тогда как минувшая ночь была полна стольких кошмаров, что все и не упомнишь. Если бы запомнить все подробности! Странно, что память вообще ко мне возвращается после того, как я снова становлюсь самим собой. Мне приходится думать о том, что было, и потом пытаться все это описать. Я и сам не понимаю, зачем я это делаю. Не знаю, почему я вынужден вести этот дневник. Наверное, он дает мне какое- то облегчение. Во всяком случае теперь мне гораздо легче. А сейчас я, пожалуй, отдохну. Мое тело страдает от ран, которые наносит мне другое существо. Мы делим с ним одно тело, и я истощен. Писать буду позже.
6 мая
Я все думал о своей болезни. Думал о ней вчера весь день. Рассуждать объективно мне трудно, потому что, когда я… не я… у меня, кажется, и мыслей-то нет. А если я и думаю о чем-то, то не могу уже ничего из этого вспомнить, когда снова становлюсь самим собой. Полагаю, что, скорее всего, в это время мой мозг работает так же, как мозг животного. У меня остается лишь смутное, общее представление о том, как я себя чувствовал, каково это — чувствовать себя иначе. Не уверен, что я и он — одно и то же, но тело-то у нас одно. И наверняка после того, как происходит перевоплощение, мыслительный процесс затухает. Этим существом движет чистый инстинкт, а инстинкт не очень-то хорошо вписывается в структуру человеческого мозга. Или же мой мозг тоже трансформируется? Впечатления очень сильны! Я могу вспомнить их настолько отчетливо, что кажется, будто переживаю их заново. Но это всего-навсего способ вспомнить, что именно в то время чувствовало другое существо, а не то, что оно делало или как оно выглядело. Это способ вспомнить чувство, не зная обстоятельств, вызвавших его. Но какое же это сильное ощущение! Чувство всегда трудно выразить словами, особенно такое необычное и глубокое.
Думаю, что прежде всего эти чувства были вызваны окружающей это существо действительностью. Да, окружающей его действительностью и обманутыми надеждами. Но тут примешивались еще и ярость, и ненависть, и похоть. Не думаю, что обыкновенный мужчина когда-либо испытывал все это разом. Быть может, чувство всегда сильнее, когда оно инстинктивно и когда разум не работает на него. Оно исходит изнутри и, похоже, не имеет никакого отношения к физическому действию. Оно сгорает в самом существе, точно в аду. Вот что приводит его в самую дикую ярость. Вот что это тогда было.
А что происходит на самом деле… Я вижу все со всей объективностью, без эмоций и предвзятости, будто я — отдельный индивидуум, находившийся в клетке и ставший свидетелем всего этого. (Спаси Господи того, кому и вправду выпало такое! Да от этого можно сойти с ума… хотя я сомневаюсь, что есть время сойти с ума, пока находишься в этой клетке с существом, которым я становлюсь.)
Я отчетливо вижу сцену внутри этой клетки. Существо бросается на обитые войлоком стены, рвет их когтями и острыми клыками. Падает на пол, ползает с минуту, рычит, потом снова прыгает на стены. Им движет внутренняя ярость, которая снова и снова вызывает безумную страсть. Оно останавливается только затем, чтобы вызвать в себе новый приступ ярости, после чего снова прыгает, яростнее, чем прежде, пока наконец его энергия не иссякает и оно не падает ниц, тяжело дыша и выжидая. Прошлой ночью оно попыталось вышибить дверь, но она оказалась достаточно крепкой.
Интересно, слышит ли моя жена звуки, которые существо производит, когда бросается на стены? Или хуже, куда хуже — звуки, слетающие с рычащих губ? Это было бы ужасно. Просто отвратительно.
Вчера за ужином, когда мы ели, я заметил, как она на меня смотрит. На ужин был стейк. Я всегда любил недожаренный стейк. Но она смотрела на меня так, словно ждала, что я буду разрывать мясо, точно какой-нибудь дикий зверь. Может, и слышит… Слава богу, что ничего не видит! У нее и без того уходит несколько дней на то, чтобы прийти в себя… чтобы снова стать прежней.
7 мая
Сейчас, конечно, я вполне нормален.
Я совершенно в своем уме.
Мне пришло в голову, что я этого еще не сказал, а сказать это необходимо. Если кто-нибудь когда-то прочитает это, то он должен понять, что я не безумный. Это не болезнь мозга, а болезнь тела. Это чисто физическое. Должно быть, так, учитывая происходящие физические изменения. Я еще не писал об изменениях. Это будет очень трудно, хотя я вижу это со всей объективностью. Я вижу свои руки и тело, чувствую лицо. Лица я, конечно, не вижу, потому что зеркала нет. Если бы у меня сохранилось в памяти, что сделалось с моим лицом, — не знаю, смог бы я это пережить. И не знаю, смогу ли я описать это честно или правдиво. Возможно, в одну из ночей я прихвачу с собой этот дневник в клетку и буду писать, сколько смогу, — буду описывать перемены, происходящие в теле, и буду делать это до тех пор, пока мой мозг будет в силах совладать с этим напряжением… когда это будет уже не мое тело.
Вопрос, который мучит меня больше всего, заключается в том, страдал ли какой-нибудь другой человек когда-либо от подобной болезни? Мне почему-то кажется, что мне было бы легче примириться с ней, если бы я знал, что не одинок. Это не тот случай, когда мучиться за компанию легче; просто мне бы хотелось убедиться в том, что со мной не происходит ничего необыкновенного, и в том, что я страдаю не по своей вине. Я бы с большим терпением сносил эти испытания, если бы знал, что их нельзя избежать.
Я пытался найти случай, похожий на мой. Я проделал серьезную исследовательскую работу… достаточно серьезную, чтобы вызвать подозрения у сотрудницы библиотеки, будь она человеком суеверным. Но нет. Эта толстая старая дева занята только собой, и, по-моему, она думает, что ликантропия — это наука о бабочках. Меж тем мои исследования ни к чему не привели. В заплесневелых старых томах, в больших кожаных переплетах, книгах по психологии зафиксированы только легенды, или рассказывается о безумии. Есть случаи, которые схожи с моим в описанных деталях, но в каждом из них человек был душевнобольным. Физических изменений не происходило, хотя иногда сумасшедший, бедняга, думал, что они реальны. И тем не менее… должно же быть какое-то основание для легенд. Во всех мифах и сказках есть зерно истины. Я придерживаюсь этой точки зрения. Должен ведь я чего-то придерживаться.
