Идол липовый, слегка говорящий - Бахрошин Николай

– Любит – не то слово. Балдеет от одного запаха, – подтвердил Саша, стараясь сохранить серьезное выражение лица.

– Гадость же! – сказал Петр и поморщился.

– Ну, он же не совсем человек, – оправдал его Саша.

– А кто?

– Промежуточное звено. Тупиковая ветвь эволюции, – туманно объяснил Саша.

Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется, так, кажется, если словами Тютчева? Вот – напишешь какую-нибудь ахинею между делом, а народ запомнит, оказывается, думал Саша, потирая ладонями горящие, деревенеющие щеки и чувствуя, как неуклонно и поступательно пьянеет. Жить в вертолетном буфете становилось все уютнее, а геологи – все симпатичнее.

Репортаж о поимке снежного человека был однажды вечером придуман совместно с Бломбергом в редакционном баре. Положение, как всегда, сложилось критическое, завтра нужно было сдавать что-то в номер, а, кроме снежного человека, ничего в голову не приходило. Пришлось ловить его наскоро. Тогда, помнится, им обоим казалось, что рыболовецкая сеть выглядит не слишком убедительно, рыболовные траулеры в Уральских горах не изобилуют. Но главное, чтоб Гаврилов не придрался, а народ поймет, решили оба. И точно. Павел о происхождении сети не допытывался, его интересовали другие подробности. Что снежный человек ест, употребляет ли алкоголь, живет в гнездах или в пещерах, умеет говорить по-русски или только по-своему? И вообще – какой он?

Выпив водки, Саша рассказал, что снежный человек большой и мохнатый. Пахнет странно, как травяной чай, если туда добавить естественных отправлений, на ходу придумал он. Потом, чтобы не увязнуть в подробностях, как шпион на перекрестном допросе, Саша напомнил, что снежного человека хоть и поймали, но ненадолго. Не успели толком исследовать. Репортаж заканчивался тем, как ночью пленник прогрыз сеть передними резцами и опять ушел на волю в хребты. Естествоиспытателям осталась лишь порванная сеть, снимок которой был напечатан в газете в качестве доказательства. Эту фотографию Саша нашел в каком-то польском журнале, а верстальщики отсканировали.

Дырки в сети действительно выглядели убедительно.

– Нет, но сеть-то! Она же прочная. Он небось и людей покусать мог, с такими зубищами… – охая, предположил Павел.

– А он и покусал, – не стал спорить Саша.

– Тебя?!

– Не меня. Одного из ученых.

– И что с ним было?

– Лечили долго потом, чуть руку не оттяпали. Потом хотели орден дать. Как пострадавшему на благо науки на боевом посту.

– Дали?

– Нет, передумали и дали медаль, – рассказал Саша.

Павел сочувственно кивал головой.

– Интересная у вас, журналистов, работа, – позавидовал он.

– Интересная, – сдержанно согласился Саша.

Врать в глаза приятному человеку было все-таки не ловко, это не бумага, которая терпит все до полного стоицизма. Но честь издания приходилось поддерживать. А что делать, судьба такая… Так обычно оправдывался Мишка Бломберг, когда начальство шпыняло его за запойные художества.

*

Грустно, когда проходит земная слава – это так. Но еще более грустно, когда она даже не начинается. Это уже собственное Сашино примечание к общефилософскому постулату. Вывод, который копится годами, как зубной налет.

Писать рассказы Саша Кукоров пробовал еще в детстве. Родителям нравилось, а друзья хвалили, называя «почти как настоящими». В старших классах он, неожиданно для себя, рассыпался пачкой стихов. Друзья опять терпеливо слушали, девушки одобряли, но журналы упорно не печатали. Тем не менее он искренне считал их блестящими, допуская, в качестве компромисса, лишь недостаток литературного образования, на которое ему указывали редкие редакционные отзывы. Этот недостаток он решил восполнить на факультете журналистики МГУ.

После школы поступить не получилось. Военкомат подгреб его в армию, и два года Саша честно отдавал долг Родине, охраняя в сибирской тайге склад со списанными ракетами. После армии поступление в МГУ наконец состоялось. Через год-два, отойдя от оглушающей тупости армейского быта, он опять начал писать для души, но без большого успеха. Новое, литературное образование уже не позволяло считать свои опусы шедеврами. Тем не менее отучился он сравнительно неплохо, диплом получил, а что еще?

Его журналистская карьера началась лет десять назад, когда Александр Кукоров, тогда еще молодой начинающий выпускник журфака МГУ, впервые выступил на страницах забытого теперь молодежного еженедельника, куда его притащил товарищ по факультету. С тех пор он регулярно выступал на всевозможных страницах в качестве штатного корреспондента, сменив за это время несколько редакций. В принципе стаж. В этой бесшабашной профессии, где день – за три, а две белых горячки – за одно полноценное помешательство, очень даже приличный стаж…

Нет, когда-то он честно пытался если уж не сжечь глаголом, то хотя бы пободаться с основами. Ездил по горячим точкам, вел политические расследования и делал лихо закрученные криминальные репортажи. Славы, конечно, не было, в газетной журналистике громкой славы вообще не бывает, это не телевизор, что быстро делает известной любую голову, способную шевелить губами. Но определенная известность имела место, этого не отнять…

Теперь не пытался. В смысле – жечь глаголом и бодать основы под корень.

Во-первых, весь этот стремительный бег по кругу, бесконечный, как броуновское движение молекул, уже надоел. Может человеку надоесть изо дня в день писать одно и то же?

А во-вторых, три года назад «Экспресс-факты» купил другой хозяин, и газета начала неотвратимо «желтеть», специализируясь на шоу-бизнесе и окружающих его скандалах. Наш интерес заключается сейчас в том, что ниже пояса, подчеркивал новый главный редактор Гаврилов. Потому что именно такая, открытая, правдивая и обнаженная пресса нужна народу!

Аминь! Все встают и обнажают, чего не жалко… Вот так всегда, ехидничали они с Бломбергом в кулуарах, – все знают, что нужно народу, кроме самого народа, который знает одно – ничего ему на хрен не нужно.

Сам Бломберг, он же, согласно творческому псевдониму, Миша Холмогорский, второй и последний сотрудник их «Отдела эксперимента», занимавшегося всякими околонаучными проблемами, часто называл периодические издания «кладбищем погибших кораблей». Мол, молодые, талантливые приходят в редакции на всех парусах, а здесь – штиль, здесь нужно гнить вместе со здоровым коллективом, трудолюбиво писать чепуху изо дня в день, полоскать горлышко и обрастать со стороны донышка ракушками профессио-нальных связей. Сравнение, конечно, вычурное, но, по сути, верное. Из лишнего – здесь только талант, утверждал Бломберг, все бы хорошо, но отголоски былого таланта все равно не дадут жить спокойно. Поэтому всякие отголоски должны быть изжиты, как пятно позора, а для этого нужно полоскать горлышко как можно чаще. Журналисты – не алкоголики! У них работа такая – нервная…

Года два назад Кукоров в знак протеста взялся вести полосу аномальщины, писать об инопланетянах, привидениях и снежных людях под звучным творческим псевдонимом «Саша Кукорекин». Но его тщательно скрытого протеста, похоже, никто не заметил, а полоса неожиданно удалась. В редакцию потекли письма и интернет-советы от многочисленных идиотов, которые до сих принимают всерьез любое слово, отшлепанное типографской машиной.

Пришлось продолжить. А почему нет? Просто, понятно и необъяснимо. С точки зрения фактуры – полный простор для высасывания из пальца любого бреда, чем они регулярно занимались с Бломбергом, вечерами наливаясь пивом в редакционном баре. Это, конечно, не главное направление издания, главное – это жопы звезд для народа, наши сенсации – от спины и ниже, вот тут – читатель, тут – настоящая аудитория, но все равно интересно местами, одобрял его полосу неутомимый исследователь порносайтов Гаврилов. Поучительно и научно-популярно. Годится для разнообразия жизни масс-аудитории, все-таки устающей завидовать нелегкой жизни vip-ов и «звезд».

Словом, Гаврилов был доволен, зарплата капала, и гонорары начислялись. А что еще нужно, если больше ничего не хотеть?